— Это верно. Не за что.
Так они шли, разговаривали, вспоминали. И каждый из них думал о том, а как было бы, если бы тогда, пятнадцать лег назад, все сложилось иначе.
Добрели до площади, окруженной высокими домами. Наталья Алексеевна остановилась.
— Погодите. Здесь же был выгон. В сорок третьем и сорок четвертом!
— Был. И я не раз провожал тебя, чтобы не боялась.
— Это тут, на этом выгоне, мальчишки пасли коз со всей Холодной горы. И не давали мне проходу. Помните этих негодников?
— Удивительно, но помню. Помню, как плакала ты от них не раз.
— А как я пошла на них в наступление, и какие шелковые они стали потом…
Она вспомнила этих пастушков с Холодной горы, и глаза ее засияли. Какие были золотые ребята. Как потом они подружились. Хотя крови попили у нее изрядно.
Безотцовщина, круглые сироты, а подчас просто шпана, собравшись со всей Холодной горы, они облюбовали этот пустой выгон, на котором паслись козы. Чего только там не вытворяли. Резались в очко и орлянку, торговали чем попало и делили добычу. Курили махорку. Дрались и ругались на чем свет стоит, а главное — не давали проходу. Особенно женщинам. После оккупации здесь немало оказалось тех, кого называли тогда «немецкие овчарки». И вот теперь этот выгон, эти ребята мстили… Без разбору — каждой молодой женщине, каждой девушке. Упаси бог здесь замедлить шаг или отозваться…
Терпеть эту муку ей приходилось каждый день. Утром еще было ничего. К шести утра она бежала, чтобы принять по радио сводку Совинформбюро и тут же, на утренней поверке, передать в подразделения. Вечерами же, когда возвращалась домой, ее ожидала голгофа.
— Овчарка! Немецкая овчарка! — отвратительно улюлюкал ей вслед выгон.
Мальчишки изгалялись над нею, над ее беспомощностью. Они не осмеливались подходить близко, когда кто-нибудь провожал ее (чаще это был старший лейтенант Стародуб Иван Степанович, но и у него не всегда хватало времени). Зато на другой день, когда возвращалась одна, чуть не закидывали ее камнями.
— Что, фриц драпанул, так другого уже нашла? Нашего!
В свои десять — пятнадцать лет за войну и оккупацию они всего нагляделись. И сейчас, сами о том не помышляя, мстили за свое ограбленное, искалеченное детство. Мстили подчас и тем, кто ни в чем не был повинен, расплачивались за грехи тех, кто поначалу вдоволь попользовался всем при немцах, а теперь, когда выгнали их, из кожи вон лезли, чтобы неплохо жилось и сейчас. Опаленный солнцем козий выгон карал за все эти грехи беспощадно. Наташе нужно было как-то прекратить эти муки. Двинуть им, что ли, как следует? Но они сдачи дадут, да так, что своих не узнаешь. И пожаловаться некому — никого они не боялись, никто их не мог усмирить.
Как и всегда, помог случай. Она шла домой, дрожа от страха, несла под мышкой пачку книжек, только что присланных тоненьких книжек военного времени о том, как отвоевывают свою свободу советские люди. И в этот раз, как и обычно, завидев ее издалека, мальчишки стали выкрикивать оскорбления, некоторые, бросив карты, вскочили и преградили стежку, по которой она должна пройти.
— Ты, овчарка, долго еще будешь тут шляться?
И тогда она внезапно остановилась прямо перед тем, кто встал на дороге, перед тем, кто обычно первый «открывал огонь», — исхудалым, ободранным, злым, как волчонок.
— Повтори! А ну, повтори еще хоть один только раз!.. — Она замахнулась, но кто-то стукнул ее по руке, и книжки полетели на землю.
Мальчишки загалдели и кинулись подбирать их. Через мгновение на земле уже ничего не было.
— Давай тягу, хлопцы! — крикнул тот самый паренек.
— Эй, вы! — презрительно бросила вслед Наташа. — Вы же недостойны в руки взять, не то чтобы читать эти книжки.
— Мы их скурим!
— Скурите! Кого вы скурите? Александра Матросова? Чайку? Или Зою? Что вы знаете о них? Вы, с вашим поганым, злобным языком!
— Ну, ты, потише! Ты кто такая?
— Я… я служу в запасном полку!
— Врешь ты, а не служишь.
— А это? А книжки? Я начальник в библиотеке!
— Начальник без порток?
— Отдайте мои книжки. Не вам читать про героев! Про партизан. Нет у вас на это права.
И вдруг неожиданно раздался голос:
— Оставь нам до завтра.
Это сказал один, остальные молчали. Наташа оглядела их. Кто-то свистнул сквозь зубы, кто-то неловко отвел глаза, кто-то ковырял ногой землю.
— Почитать, — повторил тот самый паренек.
— Читайте. Ты будешь отвечать за книжки. Завтра я их заберу и принесу новые.
Она сделала шаг вперед, и мальчишки расступились перед ней…