Она раскраснелась. Мне никогда не приходилось видеть ее в таком состоянии.
— Лавонн, она создала какую-нибудь проблему твоей семье? — спросила я.
— Были случаи мошенничества. Деворе еще повезло. Она не пострадала физически и не оказалась под арестом. Давайте на этом и остановимся.
Насколько мне было известно, ее дочь была студенткой-отличницей в Сити-колледже. И я оставила эту тему.
— Возможно, все сводится к ней. У Синсы пустые глаза. Это ужасно. Похоже на то, что она впитывает в себя энергию других людей и расходует ее впустую.
Мы посидели еще некоторое время, прислушиваясь к шуму машин. Потом Джесси сказал:
— Возможно, ее родителям не следовало бы называть ее этим ужасным именем.
— Родители назвали ее Синтией. Синсемильей она назвала себя сама.
В дверь постучали. Вошла секретарь приемной.
— Извини, Джесси. Тебе нужно обязательно подойти ко мне. Твой брат оставил здесь для тебя кое-что.
В приемной на столе секретаря лежала картонная коробка. Внутри что-то попискивало.
— Бог мой! — сказал Джесси. — Надеюсь, это не младенец.
Секретарь открыла коробку.
— Я полагаю, что он не менее девяти с половиной фунтов весом, — сказала секретарь и вынула из коробки щенка.
Заходящее солнце в тот вечер заливало океан ярко-красным светом. У пляжа Исла-Виста на доске лежал любитель серфинга, ожидавший последнюю волну. Когда она накатилась, он отчаянно захлопал по воде руками и встал, взяв курс на скалы. В косых лучах солнца он заметил какой-то объект, торчащий из песка. В какое-то мгновение этот предмет показался ему рукой, которая высовывалась из воды, и он свернул в сторону. Но когда он подплыл ближе, то понял, что это не рука. Это была торчащая из песка шейка электрической гитары.
Глава двенадцатая
В тот вечер на кухне у Джесси я играла со щенком.
— Какой милый!
— Да, он должен быть в регистрационной книге.
Закат окрасил все в доме красным светом, отчего по всему помещению, служащему одновременно и гостиной, и столовой, и кухней, шли длинные тени. Под высоким потолком поблескивали деревянные и стеклянные предметы. Слышалось, как на берег набегали пенящиеся волны. Щенок лежал на подстилке в картонной коробке, свернувшись калачиком и зажав хвостик между лапками. Он был худ и покрыт коричневой шерстью с белым пятном вокруг одного из глаз. Джесси вытирал с пола следы его проступка.
— Фу!
Я открыла одно из окон, и в помещение ворвался соленый воздух, рассеивая дурной запах.
Я не любительница домашних животных. По-моему, все они кусачие, включая хомяков и золотых рыбок. Щенок смотрел на меня глазами бедной дворняжки из романов Диккенса. «И не думай подлизываться ко мне, красавчик». Я осталась стоять у окна.
— Дело вот в чем, — заговорил Джесси, оттирая пятно. — Пи-Джей спас его из приюта для бездомных животных.
— А зачем ему было отдавать щенка тебе?
— Это вроде как извинение.
— Большинство людей в таких случаях присылают цветы.
Щенок встал на лапки и махнул хвостиком. Именно так они и подлизываются к тебе — прикидываются очаровательными созданиями, прямо перед тем как вцепиться тебе в ногу. Он словно плакал, жалуясь мне на свою жизнь.
Черт побери! Это было уж слишком. Я присела на корточки у коробки и погладила его в порядке опыта. Это миниатюрное создание было мягким. Его тельце все тряслось.
— Бедный малыш.
— Ты не знаешь, кому его можно было бы отдать?
— Ты серьезно? — В моем голосе явно слышалось облегчение.
— Я работаю, дома меня почти не бывает. — Он постучал тряпкой по ведру и остановился. — Так что заниматься им я просто не смогу.
У меня зашумело в голове. И как только Пи-Джею пришло в голову совершить безрассудный поступок, который заставляет Джесси почувствовать себя еще более беспомощным?
— Позвони этому идиоту, своему брату.
— Он его не возьмет.
— В таком случае он может вернуть его в приют.
— Они его убьют. Брат ни за что не допустит этого.
Щенок жалобно заскулил.
— Тогда я возьму его себе, — сказала я.
Джесси недоверчиво посмотрел на меня:
— Правильно.
— Я вполне серьезно. Я найду ему новых хозяев.
— Делани, ты не допустишь, чтобы в твоем доме поселилась собака. За ней необходимо ухаживать. Это не горничная, и она не подаст тебе в кровать кофе.
— Всего на один-два дня. Пока кто-нибудь не примет его.
Я подняла щенка. Он не стал вцепляться в мою ногу. Это был просто теплый комочек.
— Сорок восемь часов, максимально. Он такой сладкий, прямо как пирожное.
Щенок лизнул мне руку и написал на блузку.
Я прополоскала блузку в раковине, отжала ее, подняла вверх и заметила на полке у вешалки для полотенец рукопись моего нового романа.
Ну по крайней мере первую его главу. Вернувшись на кухню, я увидела, что Джесси убирает тряпку и ведро. Он выглядел уставшим. Нужно было как-то отвлечь его внимание.
— Что ты думаешь о моем новом романе? — спросила я.
Если бы он был гекконом, то сразу взобрался бы по стене и спрятался в какую-нибудь щель.
— Он ужасен.
Я повернулась и направилась в спальню. Там, на тумбочке, были сложены книги.
— Давай-ка посмотрим, что здесь. «Журнал коллегии адвокатов Калифорнии», новая биография ФДР.[5]
Джесси тоже подъехал туда.
— Я читаю твою рукопись.
— «Военная политика: почему командованию необходимо развивать у людей низменные инстинкты?» О, и еще DVD. Америка состоит из послушных людей и придурков. — Я положила руку на бедро. — Ты прочитал не более девятнадцати страниц.
— Нет, прочитал.
— Это то, что лежит в ванной комнате.
— Нет, правда. Я прочитал ту часть, в которой умирают солдаты.
Я пошла на него. Он отъехал назад.
— Мужчины в жизни Роуэн. Ее любовники. Их всех убивают. Это ужасно.
Я продолжала наступать на него.
— Как?
— Как — что?
На лице у него появилось такое выражение, когда кто-то спрашивает: «Дорогая, это платье не слишком меня полнит?»
— Как они умирали? — спросила я. — Ну давай же, ведь врачи это объясняют.
— Ну… — Он заехал в угол и был вынужден остановиться. — Слишком много женского начала?
Я мрачно посмотрела на Джесси. Он затаил дыхание.
Я захохотала.
Он расслабился, заулыбался, а я пошла обратно на кухню и взяла коробку.
— Пойдем, собака. Поедем ко мне домой, где людям нравится хорошая беллетристика.
В моей кухне щенок дрожал в своей коробке и выглядел очень маленьким. Люк сидел на корточках и гладил его. Лицо у ребенка прямо светилось.
— Как его зовут? — спросил он.
Только дай им имя, и скоро ты уже будешь помещать на рождественские открытки их фотографии с колпачками гномиков на голове.
— Как нам следует назвать его?
Люк задумался и наклонил голову.
— Олли.
— Так тому и быть, — кивнула я.
Люк приподнял щенку уши. Я улыбнулась Брайану.
— И не думай. Собака нужна мне не больше, чем канал для контрабанды марихуаны, — сказал он.
Я перестала улыбаться.
— Хорошо. Тогда окажи мне другую услугу.
— Какую?
— Образно говоря, нам нужно нагнать страху на Пи-Джея.
— Образно нагонять страх? Это я умею.
— А мне казалось, что ты умеешь только сеять смерть с неба.
— Нет, это мое наказание.
— Превосходно. Я хочу нагнать на Пи-Джея такого страху, чтобы он наконец заговорил.
Когда Пэтси Блэкберн открыла дверь, я услышала хохот, сопровождаемый возбужденными голосами. Пэтси была в свитере с высоким воротником. На шее — шесть золотых цепочек. Она была очень оживлена.
— Заходите, присоединяйтесь к нам. Здесь собралась семья жениха, — сказала она.
Так оно и есть. На конец недели назначена свадьба ее племянника. Хоть я и была включена в свадебную свиту, с будущими молодоженами я не была знакома. Стол в столовой был завален остатками лазаньи. Когда мы вошли, радостные голоса слегка затихли. Кейт Блэкберн встал и протянул руку Брайану.