Рики открыл дверцу.
— Черт! Это дым. Старуха с косой и здесь побывала. Эта мерзкая тварь преследует меня. — Он выскочил из машины. — Ей нужен был я. Тайгеру досталось по ошибке.
Пи-Джей стал объяснять, что Тайгер вообще-то остался жив и лишь слегка обгорел. Но он чувствовал запах. Выйдя из машины, Пи-Джей поднял капот и отшатнулся:
— Черт возьми!
— Что там такое? — спросил Рики.
— Вороны.
— Что?
Пи-Джей закрыл нос тыльной стороной руки. От капота шло отвратительное зловоние.
— Дохлые вороны. Они притиснуты к блоку цилиндров.
Птицы пахли дохлятиной и бензином. На перьях застыла кровь.
— Откуда они здесь взялись? Убери их, Пи-Джей.
Пи-Джей не собирался дотрагиваться до них.
— Рики, они не принесут тебе никакого вреда.
Птицы загорелись.
Я проснулась в пять утра. Лежа в постели я смотрела на гнущиеся под порывами ветра деревья и наконец поняла, что Джесси не позвонит. После того как я покинула «Чако», я оставила для него на автоответчике шесть сообщений. Я встала, оделась и поехала к нему домой. Автострада была пуста. Было слышно, как шуршат шины. Доехав до Сан-Исидоро, я свернула к берегу, пересекла железнодорожные пути и выехала на дорогу, проходившую через Монтеррей-Пайнз. «Мустанг» Джесси стоял на подъездной дорожке. Над океаном висела утренняя звезда. А небо за горами уже начинало голубеть.
Открыв дверь, я пошла по коридору. В гостиной тускло горела одна лампочка. Окна в доме бросали предрассветные тени. Отлив закончился, и океан окрасился в синий цвет. Его волны тихо набегали на песчаный берег.
Около окна я увидела коляску. Она была разобрана. Одно колесо было снято, шина снята с обода, а на столе лежал ящик с инструментами.
— Джесси?
В ответ послышались звуки, словно перебирали твердые предметы. Я обошла кухонную стойку.
Джесси сидел на полу. Несмотря на холод, он был раздет. На нем были только джинсы. На коленях у него лежал выдвижной ящик с каким-то старым хламом. Он возился в нем, извлекая карандаши, резиновые ленты, болты и гайки.
— Лопнула шина? — спросила я.
— От тебя ничто не ускользнет.
Плечи у него были напряжены, рыжеватые волосы упали на лицо. Он наконец вынул упаковку, убедился, что в ней батарейки, и бросил обратно.
— Чем ты занимаешься?
— Выбираю новый оттенок лака для ногтей.
Я увидела на полу разбитый бокал и пузырек с высыпавшимися из него таблетками, которые валялись среди стеклянных осколков. Я поняла, что это диазепам.
— Джесси!..
Он стряхивал пыль с пальцев.
— Я пытаюсь найти заплатку для шины. Она мне нужна, потому что я наехал на осколок стекла и шина спустилась. И мне ее нужно починить, потому что она стоит на колесе от инвалидной коляски, которая нужна мне для того, чтобы я был в состоянии работать, потому что… — Он посмотрел на выдвижной ящик. — Которая…
Он отшвырнул ящик в другой конец кухни.
Ящик ударился о листовое стекло окна и с грохотом упал на пол.
Содержимое ящика рассыпалось по полу, покатились монетки и со звоном упали. Джесси опустил руки.
— Не говори ничего, — попросил он.
Я сделала шаг в сторону кухни.
— Оставь.
Я остановилась, безвольно опустив руки.
— Джесси, Марк ничего не знал.
— Оставь.
Я присела на колени.
— Дорогой мой, ты ничем не мог помочь Адаму. СПР оказалась бесполезной, но ты сделал все, что нужно. Спасти его не смог бы никто.
— Вот они где. — Склонившись набок, он протянул руку к какому-то предмету у холодильника и взял его. Это был пакетик с заплатками, которые он искал.
— Джесси. — Я протянула к нему руку, но он даже не посмотрел на меня. — Так жить больше нельзя.
Он взял пакетик в рот и начал ползти к коляске, продолжая смотреть на свои ноги.
Я встала. Звенело в ушах. Джесси дополз до кухонного стола, подтянулся, сел на стул и открыл пакетик. А я решила убрать на кухне и пошла к шкафу, чтобы взять ведро и тряпку.
— Я сам все уберу, — сказал Джесси. Он поднял шину. — Сейчас и отремонтирую это, и займусь работой. А с тобой я поговорю позднее.
Небо, видневшееся сквозь оконное стекло, становилось зеленовато-синим. Серп луны, едва касавшийся горизонта, был таким тонким, что казался призрачным. Но я знала, что он настоящий. Все здесь реальное. И от этого никуда не денешься.
Вороны устраивают пиршество на мертвечине.
Они поедают падаль. Он читал об этом.
Люди считают, что эти птицы чуют приближающуюся смерть человека. Вот почему они служат приметой. «Пришел конец, молокосос». Вот почему Рики Джимсон сегодня вечером пребывал в панике. Это можно было видеть по фотографиям.
Газетные и журнальные снимки были безобразными, потому что они были сняты миниатюрной камерой, встроенной в сотовый телефон. И все же когда он перенес изображение с телефона на диск, он снова испытал такое же острое ощущение. То же самое, которое он испытывал, убивая воронов. Такое же, какое он испытал, когда вороны загорелись на блоке цилиндров, пока Пи-Джей пытался привести в действие огнетушитель, а Рики, убегая, споткнулся и упал. Они так и не увидели его в дальнем углу стоянки за его машиной, неудачники.
Он подобрал фотографии и прибавил их к своей коллекции. Материал был хороший.
Но почему же он испытывает какое-то гложущее чувство?
Потому что с этими фотографиями возникло три проблемы. Первая — они оставались не чем иным, как отснятым материалом. Вторая — на них не было звукового ряда. Третья — на них не было его самого.
Черт побери!
«Успокойся. Сегодняшний вечер все-таки был хорошей встряской для нервов. Игра с ними только начинается. Так что расстраиваться не стоит».
Чтобы расслабиться, он еще раз просмотрел свои лучшие видеосъемки. Это всегда поднимало его в собственных глазах. Конечно, его видеоматериалы были неполны. Не хватало квартирных краж. Когда он был еще школьником, ему и в голову не приходило снимать такие вещи. Непосредственное участие в грабежах подсказало ему эту идею. Он всегда заранее внимательно изучал объект, намеченный для нападения. Осенившая его мысль повела дальше — он стал брать с собой на дело видеокамеру. Человеческие лица были для него бесценны. А когда у него появилась девушка, которая могла снимать его во время «работы», появились и превосходные видеоматериалы.
Он быстро прокручивал изображение. Да, вот эта была хороша. Вот пожилой ливанец корчится за стойкой на мини-базаре. И эта тоже. Толстушка на празднике вина плачет, когда он бьет ее электропроводом по жирной заднице.
Он так расстроился. Газетные фотографии — и без него. Это явный недосмотр.
Он быстро прокрутил изображения и нашел свое самое любимое — «Севен-илевен». Это была большая удача, потому что этот материал для кабельного телевидения был показан по национальному телевидению. Материал прошел по рубрике «Разыскиваемые преступники Америки». Он смотрел, как он сам бьет продавца магазина пистолетом. Кровь, крики, дуга, которую описывает рукоятка его пистолета. Он выглядел уверенным и сильным. Плохо только, что на нем лыжная маска, не видно лица.
Черт побери!
Довольно. Он встал и пошел плеснуть на лицо холодной водой. Посмотрел на себя в зеркало. Сделал несколько глубоких вдохов, наблюдая, как поднимается и опускается его грудь. Нужно было спланировать очередное представление. Это довершит дело и решит все проблемы. И к чертям собачьим со всеми этими неудачниками, которые мешают ему жить. С такими, как Рики, Пи-Джей и Эван Делани. Он внимательно смотрел в зеркало. Взгляд у него был безмятежным.
Глава шестнадцатая
Добравшись до дома, я проработала шесть часов подряд, временами поглядывая на апелляционную записку. Потом я совершила часовую пробежку, купаясь в бодрящем солнечном свете, приняла душ и сказала себе, что дела как-нибудь уладятся сами. Они должны были уладиться, ибо никакого иного результата я представить себе не могла. Я села на кровать, расчесала волосы и посмотрела на часы.