Вот только болота нам не хватало! Мы уткнулись в болото.
Спрятавшись от проливного ливня (который нас уже порядком «уделал») на пригорке под лапами ели, всё учащенно дышали.
Пока все дышали, неугомонный Алексеевич пробежался и… о счастье! — нашел тропу.
— Встаем?
— Встаем.
— Жрать охота!
— Выйдем куда-нибудь — там пожрем.
— Хорошо.
— Ну, раз хорошо, тогда — пошли!
Через час тропа, по мокрому и теперь же скользкому ягелю, по краю болотины, привела нас к старому разрушенному зимовью. Крыша зимовья провалилась и раздавила печурку, деревья проросли сквозь лаги, но запчасти капканов и груда пустых бутылок, как и положено, валялись везде. Когда-то оно грело путников, теперь оно только воняет плесенью и гнилью — рассадник комаров. Зато от него идет старая тропка. По ней, глядишь, и выползем из зарослей. Тоскливо! Но надежда есть!
Покормив кровососов, вспомнив и порассуждав о том, что здесь не всегда был заповедник, а потому и охотничье зимовьё, промокшие до нитки и голодные, мы двинулись дальше, надеясь выйти к туристской тропе, а уж там приготовить обед. По ней мы спокойно выйдем на Покойники. А покуда остались время и силы, нужно идти до неё — до этой туристской, будь она неладна, тропы. В крайнем случае — прямо на ней и заночуем! (Лучше, если она будет ладной — я погорячился!)
— Всё, вперед!
Неожиданно, обогнув бугорок, мы выходим к чудному озеру, на той стороне которого стоит крепкое зимовье с шиферной крышей.
— Опачки! Склад ВВ или жилой? — я присмотрелся к трубе. Дыма не было, но лес за трубой «извивался» — значит, печка топится. — Там люди…
Не успел я это произнести, из дверей дома вышла женщина в камуфляжной одежде. Посмотрела на нас…и снова зашла.
Я мигом скинул карабин и, замотав его в желтую противодождевую накидку рюкзака, приторочил сбоку своей ноши. Так он в глаза не бросается, и умный человек, даже если и поймет, что это оружие, вопросов не задаст. А вот если у тебя на плече пушка, а ты в заповеднике — грех не спросить, какого хера вы тут с оружием бродите? Так что из вежливости, по умолчанию, я убрал с глаз долой ствол, и теперь уже спокойно подходил к усадьбе.
Из дверей вышли двое: та же женщина и лысый бородатый мужик в свитере.
Мы поздоровались и попытались объясниться… Но первый вопрос был: «Ваше разрешение?»
— Мы его на корабле оставили.
— Не понял? — мужик поднял брови. — Вы ходите по заповеднику без разрешения?
— У нас есть разрешение, но оно на корабле.
— Оно должно быть у вас всегда с собой — это заповедник!
— Вы не Трапезников случайно? — спросил я, пытаясь сбить тон и показать, что мы кой-кого всё же знаем.
— Нет, я заместитель директора заповедника Мельников.
— О…
— Академик Полеванов, — представился Палыч, перебив меня. — У нас действительно есть разрешение, но мы его оставили на корабле. В прошлом году корабль оштрафовали за то, что он стоял без разрешения. В этом году мы специально на корабле его оставили…
— Нам Налейкин уже отметку поставил, — теперь я перебил Палыча. — Будем выходить, он ещё раз отметит.
— А откуда вы идете? — недоверчиво пока ещё смотрел бородач.
— Через мыс Рытый поднялись по ущелью, нашли новый исток Лены и вот сюда вышли, — успел вставить Палыч.
— Налейкин не мог вам отметку поставить — нет его на Рытом! — скривил улыбку товарищ Мельников.
— А он нам не на Рытом поставил — он в Покойниках поставил. Мы с Севера шли, два или три дня назад к нему заходил, — всё ещё пытаясь объяснить суть дела непонятливому заместителю директора заповедника, снова втиснулся я. — Поверьте, у нас есть разрешение.
— На каком корабле вы пришли?
— На «Фрегате»! — хором ответили мы.
Лицо мужика изменилось, он улыбнулся, открыл дверь дома и сказал совершенно другим тоном: «Проходите, отогрейтесь, сейчас чаёк вскипит!»
— Вы Андреича знаете? — спросил Палыч, наклоняясь, чтобы пройти во внутрь дома.
— Знаю, он два дня назад в Покойниках стоял. Налейкин его заправлял…
— А он — Налейкина, — съехидничал я.
Мужик улыбнулся, поняв, о чём это.
— Мы сами позавчера оттуда вернулись — тридцать килограммов продуктов в гору тащили… на карачках. Так что, чайку я вам налью, а вот…
— Нет-нет, нам ничего не надо — обогреемся и — всё… а чаек — это хорошо. Хотите, мы вам продуктов дадим?
Хозяева переглянулись. Они, явно, хотели.
— Сейчас, — Палыч поднялся. — Где наши сублиматы?
Он пошел на выход, чтобы достать из оставленных на улице рюкзаков наши сублиматы. Но на выходе, не рассчитав высоту дверного косяка, он так сильно, жестко (с хрустом) ударился о дверь, что даже у нас голова заболела.