— Вы согласились, — продолжала Глориана, — чтобы я предложила Талли Баскомбу организовать коммунистическую партию. Однако ему удалось объяснить мне, насколько неправильными были наши планы.
Князь Маунтджой и мистер Бентер обменялись удивленными взглядами.
— Мистер Баскомб, — продолжала Глориана, — убедил меня в том, что, даже если наш план осуществится, Великий Фенвик может быть обвинен в международном грабеже и это запятнает нашу честь, которую мы пронесли незапятнанной через века.
— Но, ваша светлость, — возразил Маунтджой, — честью народ не накормишь. Если выбирать между духовным и материальным, приходится отдать предпочтение материальному. Человеку трудно задумываться о душе, пока он как следует не поест. Голодные страны не могут позволить себе удовольствие сохранять честь и иметь приятные манеры.
— А я с вами не согласен, — вступил в разговор Бентер. — Мне даже начинает нравиться этот Талли, хотя прежде он меня сильно раздражал. По моему мнению, ни человек, ни страна не выживут, поступившись собственным достоинством.
— Точно то же говорил и мистер Баскомб, — сказала Глориана. — В любом случае, он отказался организовать коммунистическую партию, потому что не согласен с коммунизмом. Правда, с демократией он тоже не согласен. Похоже, мистер Баскомб и сам не знает, с чем он согласен.
— Давайте-ка вернемся к добавлению воды в вино, — вставил Бентер. — Это единственная возможность выбраться из наших трудностей. И нет в этом ничего предосудительного. В законах Великого Фенвика не указывается, сколько воды должно быть в вине.
— Если вы это сделаете, то уничтожите главный источник государственных доходов, — с горячностью возразил Маунтджой.
— Не согласна ни с тем, ни с другим, — сказала Глориана.
— Вероятно, у мистера Баскомба есть какое-то предложение? — не без сарказма спросил Маунтджой.
— Именно потому я вас и пригласила, — ответила Глориана. — Мистер Баскомб нашел способ получить деньги от Соединенных Штатов и сохранить незапятнанной нашу национальную гордость. — Глориана сделала паузу, чтобы ее следующая фраза прозвучала особенно значительно. — Мистер Баскомб предложил нам объявить войну Соединенным Штатам Америки.
Второй раз за утро Маунтджой выронил на колени свой монокль. Мистер Бентер дернулся так, будто кто-то толкнул его в спину.
— Объявить войну Соединенным Штатам?.. — повторил он, словно не веря собственным ушам.
— Объявить войну Соединенным Штатам? — как эхо, отозвался князь. Он был так потрясен, что никак не мог водрузить монокль на место.
— Объявить войну Соединенным Штатам, — спокойно повторила Глориана, и в ее тоне прозвучала уверенность в правильности этого решения.
Князь пожал плечами. Устроив наконец на место свой монокль, он дрожащими пальцами пригладил серебряные волосы и так забылся, что облизал пересохшие губы.
— Этот Баскомб в своем уме? — спросил он. — По-моему, он умалишенный. Он просто опасен. Подобное заявление, попавшее в американские газеты, вызовет такие чувства у американцев, что мы потеряем их рынок для нашего «Пино». Баскомб, ваша светлость, должен быть изолирован, как опасный лунатик.
Бентер согласно кивал. Ошеломленный предложением герцогини и ее спокойствием, он чуть не лишился рассудка, но его спасло естественное любопытство. Как возник этот чудовищный план?
— Ваша светлость, — сказал он, — а в чем Баскомб видит пользу от объявления войны Соединенным Штатам?
— Он сказал, что традиционно война — единственный способ, благодаря которому одна страна может получить деньги от другой страны, не становясь ее должником.
— Может быть, и так, — сказал все еще немного растерянный Бентер. — Но при этом возникает множество проблем, которые стоило бы обсудить. Если я не ошибаюсь, население Соединенных Штатов составляет приблизительно сто шестьдесят миллионов человек. Нас только шесть тысяч. У Соединенных Штатов гигантское количество самолетов, кораблей, танков, всевозможного оружия. И венчают все это атомные и водородные бомбы. У нас же только луки, копья и мечи. В лучшем случае, в нашей армии соберется тысяча мужчин и мальчиков. Едва ли необходимо объяснять, что мы проиграем войну в тот же момент, как только начнем ее.
— Едва ли необходимо вообще говорить об этом, — безмятежно согласилась герцогиня. — Я прекрасно понимаю, что мы должны проиграть войну.
— В таком случае, зачем же ее начинать? — удивился Бентер.
Герцогиня откинулась на спинку кресла с чувством превосходства над растерявшимися партийными лидерами. Ее нежные пальцы вертели серебряный ножичек для фруктов. Она заговорила, словно размышляя вслух: