— Я был не один. За тобой в горы пошла целая команда. Она-то и подняла нас наверх.
Даже как? Так это и есть та самая слаженная группировка? Так кто же мне скажет, что изо всей этой неразберихи было явью, а что — сном?
— Ну, а потом весь путь до вершины Энджелл тащил тебя на себе, — воспользовался паузой Нолан.
— Ох, и болтун же ты, братец! — услышала я тихий укор.
Меня уколола совесть за то, что я доставила столько хлопот дорогому мне человеку, причём так сильно, что к горлу подкатил внезапный спазм. И, стараясь не дать ему воли, я поспешила шепнуть:
— Энджелл, ты просто безумец! Ты же мог погибнуть.
— Когда на кону стоит жизнь любимого человека, о себе не приходится думать, — не унимался старший. — А он очень любит тебя, это и слепому видно.
В самом деле? Может и так. Только слепой не учёл, что... Я судорожно перевела дыхание, не замечая, как тихое возражение срывается с губ:
— Знаешь, Нолан, не всегда человеком руководит именно любовь. Иногда на такие поступки его толкают совсем другие чувства.
— Какие, например?
— Сожаление, раскаяние, стыд, чувство вины — всё то, что в глазах посторонних очень легко выдать за любовь.
Последующую минуту окрасила тишина. Видимо, недоумевая по поводу услышанного, на этот раз Нолан всё же умолк. И в этом безмолвии Энджелл вновь наклонился к самому моему уху:
— Стейси, милая, ну что заставляет тебя так говорить?
Я почувствовала, как давящий ком стал ещё твёрже. В голосе дядюшки Ау слышались нотки страданий, как если бы мои слова задевали его. Но это ведь было не так, и я это знала. Так зачем же он притворялся даже сейчас?
Я вдруг ощутила, что до ужаса устала. Устала от недосказанности и возникшей между нами проблемы, давящим валуном тяготившей меня. Пусть мне не удавалось до конца разобрать случившиеся непонятки, но хотя бы с этой загадкой покончить я могла.
— О, Энджелл, хотя бы в такую минуту не нужно лицемерить! Имей, наконец, смелость признаться, что я для тебя была лишь глупым пари!
— Что? — он, казалось, ничего не понял, тогда как неугомонный Нолан тут же уцепился за мою фразу:
— Чего? Каким ещё пари?
— Тем, что твой брат заключил с Терри.
— С Терри?
— Да. Ах, Нолан, не делай вид, что ничего не знаешь! Ты ведь тоже присутствовал при этом! Надеюсь, ты не станешь разыгрывать предо мной амнезию?
— Нет, не стану. Я прекрасно помню этот спор. И даже скажу больше: это я его заключал!
— Что-о? — удивился Энджелл. — Какой спор, старик? О чём ты?
— Чего? — вторила ему я.
— Да-да, именно я. С этим ушлёпком Терри, утверждавшим, что Энджелл зачерствел настолько, что тебе не удастся его заинтересовать. А я доказывал, что это возможно. И Том со мной соглашался. Это он нас судил.
— А Энджелл?
— А Энджелла не было с нами. Мы были только втроём.
Я уже не могла разобрать, происходит ли это на самом деле или же продолжает мне сниться. Каким-то неразборчивым странным сном. Только как бы со стороны услыхала собственный голос:
— Но Винклер мне говорила, что пари заключал именно Энджелл. На то, сумеет ли он меня охомутать.
— Что-о?! — голос дядюшки Ау уже наполнился возмущением.
— Винклер? — подхватил и Нолан.
— Парни, парни! — напомнил о предостережении Энди, прежде чем старший Росс закончил:
— Так вот оно что! Эта завистливая ворона сделала всё возможное, чтобы отравить Стейси жизнь. А когда это не получилось, просто решила убрать с дороги. Злая хрычовка! Я очень рад, что она сейчас там, где ей и надлежит быть: в кутузке.
— Нолан!
— Молчу, молчу, Энди. Уже молчу.
Колючий спазм почти полностью перекрыл мне горло — так настойчиво и необратимо, что на глаза даже навернулись слёзы. И, стараясь опередить их мощную силу, я поспешила спросить:
— Это правда, Нолан? Глупая Винклер меня обманула?
— Да не сойти мне с этого места! Я вообще удивлён, что ты могла ей поверить.
— Но... я ведь звонила тебе, и ты всё подтвердил.
— Ха, так я же говорил о своём пари! Откуда мне было знать-то, что ты подразумевала совсем другое?! Чёртова недосказанность! Как же она порой отравляет нам жизнь!
Услышанное невидимым импульсом проникло в мой слух, колючей иглой вонзилось в понимание, отчего по нервам побежали болевые потоки. Достигло сердца, коснулось ума, и меня вдруг накрыло жаркой лавиной — невыносимо удушливой и безысходной. И жар охватил всё моё естество, ударяя в голову, словно дурман, и приливая к щекам обжигающим румянцем. Неужели на самом деле всё было именно так и Энджелл не принимал участия в глупом споре? И своё недоумение никогда не играл, оно было истинным, настоящим? А я... Я не верила. Я позволила себе усомнится. Я хлестнула его по лицу, полная уверенности, что он заслужил это. И после всего он не только целует мне руку, но и спасает мою грешную жизнь?!