В стальном взгляде промелькнуло что-то вроде жалости.
– Ну, все хватит, – смутился Белов. – Успокойся, девочка.
Теперь меня трудно остановить. Воспоминания закрутились в голове с огромной скоростью. Шестнадцать лет мозг избавлялся от ненужной информации, но заставить тело забыть о боли – невозможно.
– Андрей единственный кто не лез ко мне, – продолжила я. – Он сидел в самом углу и пил виски из бутылки. Я его не сразу заметила. Потом один толстяк ударил меня кулаком по лицу, я упала на пол и подползла к ноге Андрея. Он не обращал на меня внимания, просто сидел с закрытыми глазами и пил. Парни начали подначивать его, говорили, что если он хочет забыть свою шлюху, то ему нужно трахнуть другую шлюху. Тогда я не знала про него ничего, не знала, почему он так напился. Не помню, сколько я так сидела на полу, но через несколько минут, произошло то, что должно было произойти. Андрей словно взбесился, в его глазах промелькнула такая ненависть, что он просто разорвал меня в клочья.
– Мне жаль, Катя.
– Врачи долго штопали меня. Я только помню боль, было много крови, все тело в синяках.
– Он бил тебя?
– Не он. Он только… Другие ребята били.
– Сволочи, – прошептал Белов.
– Они не понимали, что делали. Я так сильно испугалась, что потом долго не могла выйти на улицу. Сидела дома и плакала целыми днями. Только сейчас я понимаю, что тогда испытали мои родители. Мама чуть с ума не сошла, папа сильно подсел на водку. Ванька спас нас.
– Почему ты его оставила?
– Я узнала, что беременна только на пятом месяце. Куда его девать, не выкинуть же? Мама уговорила переписать сына на нее.
– Как ты родила в таком состоянии?
– Было тяжело, особенно, когда я впервые увидела его. Ваня не похож на отца, но эти карие глаза… Я всегда помнила его глаза.
Белов задумался, снова потянулся за сигаретой. Водитель повернул руль вправо, и мы поехали по второму кругу вдоль моего дома
– Я понимаю тебя, – начал Белов, но я его грубо оборвала.
– Нет. Вы не поймете меня никогда! Вас не рвали на куски, не заставляли кормить грудью ненавистное дитя, на вас не показывали пальцем, не называли потаскухой. Вы не знаете, что такое жизнь в одиночестве: каждый день слезы, страшные сны по ночам. Вы живете…
– Ты не знаешь, как я живу.
– А я и не лезу к вам! Разве это я пришла с разговорами, разве я упрекаю вас?
– Я тебя не упрекал.
– Вы решили залезть ко мне в душу! Вам мало того, что натворил ваш сын? Мало того, что я вытерпела? Вы никогда меня не поймете. Никогда. Никогда.
У меня начал истерика, закружилась голова, в горле застрял ком.
Разве может богатый, избалованный человек понять боль обычной девушки? Белов привык пользоваться людьми, а не сочувствовать. Нашла, кому жаловаться, слезы лить! Он не человек, а жестокая машина.
Неожиданно для себя самой, я прижалась носом к шерстяному теплому пальто. Белов не стал сопротивляться, а только крепче обнял меня рукой.
– Ну, все, девочка. Все.
Я уткнулась лбом ему в плечо и втянула носом аромат дорогого одеколона. Никогда не думала, что мужчины могут так пахнуть: дерзко, нежно. И даже сигареты не перебивают естественный запах его кожи.
Машину качнуло, я отодвинулась в сторону, Белов выпрямил спину.
– Расскажи о своем муже?
– Мой муж – импотент, – чуть ли не с гордостью ответила я. – Меня познакомили с Сергеем мои родители пять лет назад. Они знают, что мне не нужен мужчина, а Сергею не нужна женщина. Так мы и поженились. У Ваньки появился отец, а у меня – друг и опора в жизни. Правда, счастья нам это не принесло. Мы существуем отдельно друг от друга.
– Так ты хочешь сказать, что у тебя больше не было мужчин, кроме Андрея?
– Не было, – честно призналась я. – А зачем? Что я ними буду делать?
Белов загадочно посмотрел на меня.
Странный у нас получился диалог. Я так боялась старого, злого извращенца (как описывал своего отца Андрей), а сейчас раскрываю ему душу.
– Послушай, Катя. – Белов тронул меня за руку. – Тебе многое пришлось пережить. Но мое детство тоже было не сладким, тем не менее, я не возненавидел весь мир. Я искал удовольствия от жизни и наслаждался ими. У меня пятеро детей, любимая жена, работа, которой я посвятил жизнь. Да, мне пришлось многое забыть, стереть из памяти непростое прошлое. Но, получил я гораздо больше. Ты должна понять, что озлобиться и мстить – это легко. А, вот простить и полюбить себя – трудно.