– Хорошо. Я тебя провожу и сразу лягу в кровать. Обещаю.
– Я останусь с тобой. Раз Ваня не будет ночевать дома, то я побуду здесь.
– Саша, я не хочу, чтобы у тебя начались неприятности…
– Не волнуйся. Дома меня никто не ждет. Яна с Марком и со своей подругой уехали в Ялту на неделю, а дети не заметят моего отсутствия. Они привыкли, что я много работаю и часто задерживаюсь допоздна в офисе.
Пока я принимала душ, Саша включил телевизор в моей комнате и развалился на кровати. Ему свойственно вести себя в гостях, как у себя дома. Новости по второму каналу, подушка под ногами, на окнах плотно задернуты шторы.
Надев теплую пижаму, я забралась к нему под бок. Саша прижал меня к груди. Только вчера на этой самой кровати меня обнимал Андрей, а сейчас я лежу с мужчиной, который так естественно и свободно чувствует себя рядом со мной. За целый день у Саши ни разу не зазвонил телефон, он не курит, не отходит от меня ни на минуту. Мы ведем себя, словно женатая пара.
На улице снова посыпал снег. Дома стало так жарко, что запотели стекла на окнах. Я немного вздремнула, пока шли новости. Там снова рассказывают о политике, но когда на экране появилась стройная блондинка, вещающая о погоде, Саша переключил на другой канал.
Мой желудок предательски заурчал, к горлу снова подкатила тошнота. Еще и в телевизоре показывают мужика с огромным гамбургером в руке, от вида которого текут слюни. Саша встал с кровати, вынул из верхнего ящика комода чистое полотенце и ушел в душ. Я, словно шпион, на цыпочках прошла на кухню и нашла в холодильнике целое ведерко мороженного. Оно оказалось шоколадным.
Конечно, не хорошо есть на ночь, но беременной женщине позволительны некоторые шалости. Тем более в последний раз мы ели около пяти часов, а сейчас уже почти десять.
Когда Саша вернулся из ванной, мы уселись на кровать и одной ложкой съели все мороженное до последней капли.
– Я любил в детстве мороженное, – с довольным видом сказал он. – Только ел его редко.
– Почему? Ты часто болел? Или мама запрещала?
Уткнувшись носом в его голое плечо, я натянула одеяло до самого подбородка. В доме хоть и жарко, но после холодного мороженного стало как-то немного не уютно. Наши ноги сплелись, и я почувствовала какое горячее у него тело.
– Моя мать умерла, когда мне было три года, – сказал он так тихо, что я еле расслышала его слова. Тембр голоса изменился, и даже взгляд стал совсем другим, не таким уверенным как раньше. – Я помню, как отец привел меня к своей младшей сестре. Он был военным летчиком, и не мог меня оставить у себя. Тетка только закончила училище и собиралась замуж. В тот день она сидела на деревянной табуретке, сложив свои маленькие ладошки на коленях, и смотрела на моего отца испуганными глазами. Она не знала, что делать с маленьким ребенком, которого ей привели на воспитание. Я так хорошо запомнил тот момент. Он даже имеет свой запах. Отец был в кирзовых высоких сапогах и шерстяной шинели. Вот так он и пах: кирзой и грубой шерстью. Через полгода в нашем доме появился дядя Егор. Он был старше тетки почти на двадцать с лишним лет. Сначала мы долго привыкали друг к другу, но потом вроде бы поладили… пока он не начал пить. Тетка не могла родить ему детей, и это еще больше раздражало его. Жили мы бедно в коммуналке с четырьмя соседями. Когда он стал вымещать злость на мне, соседи иногда прятали меня в своих комнатах. Но потом все стало еще хуже… Каждый день я ждал, когда отец заберет меня из этого дурдома. Он приходил раз в месяц и никогда не спрашивал меня, как я живу. И я молчал. Ни разу за всю жизнь я ему не пожаловался на отчима. А через три года отец погиб, и я остался совсем один. Тетку я любил, но она редко за меня заступалась, очень боялась мужа. Я стал больше времени проводить во дворе с мальчишками или в школе. Учителя меня недолюбливали. Я был плохо одет и всегда им грубил. Одноклассники дразнили меня оборвышем, девочки в открытую высмеивали то, что я был самым низким в классе. В десять лет я впервые сбежал из дома. Три дня жил на городской свалке, потом перебрался в Тверь на товарном поезде и ночевал под железнодорожным мостом. Через неделю милиция меня разыскала, и я снова очутился в аду. Отчим так избил меня, что я еле двигался. Тетка снова попала в больницу с выкидышем. Я спрятался у соседа старичка и отлеживался у него несколько дней. Когда я вернулся в школу, то узнал, что нам поставили нового учителя по математике. Этот предмет я особо не любил. Иван Иванович, так его звали, был профессором и раньше преподавал в университете. Он как-то сразу проникся ко мне всей душой и занялся моим воспитанием. Буквально через пару месяцев, я полюбил эту науку до безумия. Мне было интересно все, что знал этот высохший, но умнейший старичок. Он сидел со мной после уроков, а в выходные дни я бежал к нему домой. Он открыл мне новый мир цифр и формул, которые я вызубрил наизусть. Когда у нас начался урок черчения, а он тоже его преподавал, то я влюбился в этот предмет еще больше чем в математику. Я записался на дополнительные курсы, а уже к восемнадцати годам твердо знал, куда пойду учиться дальше. Экзамены для поступления в строительный институт я сдал легко. Моя жизнь резко изменилась. Ребята со старших курсов уже подрабатывали на стройке и сразу же позвали меня, так как знали, что я нуждался в деньгах. Днем я учился, а ночами работал. В обед пару часов спал на скамейке в парке, а после учебы еще помогал тетке по дому. Отчим меня давно перестал бить. В старших классах я увлекся боксом и сразу же набрал вес. Впервые я ударил его, когда был в десятом классе. А потом бил каждый день для профилактики. Тетка была благодарна, а я просто летал от счастья. Столько мне это приносило удовольствия, что я сам стал себя бояться. На последнем курсе я познакомился с девушкой. Наташа была дочкой одного партийного деятеля, который здорово мне помог пробиться в жизни. Я быстро вошел в их семью, а через девять месяцев родилась Настя моя старшая дочь. Вместе мы прожили не долго, и я сбежал с молодой девушкой в Петербург. Вот так я и очутился в этом городе. Потом познакомился с Яной, она еще тогда была совсем юной девочкой. А уж потом встретил Юлю, которая подарила мне чудесных детей.