– Ты хитрый, жук! – воскликнула я, стукнув пальцем ему по носу. – Оказывается, ты не так уж и прост.
– Разве это хитрость?
Белоснежные зубки сверкнули в темноте. Я чмокнула его в нос, и он еще сильнее прижал меня к своей груди.
– Но это продлилось не долго. Когда нам исполнилось тринадцать, Юрка заболел.
Голос дрогнул. Андрей замолчал, спрятав лицо в мои волосы.
– Сильно?
– Ага. Сильно. Он умер через два года.
– Мне жаль.
– Ты не замерзла? – спросил он, потирая мои щеки рукой. – Может, хочешь кофе или горячий чай?
– Хочу мороженного.
Андрей бесцеремонно спихнул меня с колен, вскочил на ноги и, схватив за руку, потащил куда-то в темноту. Мы вышли из парка и увидели на другой стороне дороги небольшое кафе, расположенное в подвале дома.
Маленький, но уютный зал, выполненный в стиле бывшего СССР, оказался совершенно пустой. Я уселась за самый дальний столик подальше от двери и сняла куртку. Андрей подлетел к стойке, за которой сонная девица что-то писала карандашом в блокноте и, смачно чавкая, жевала липкую ириску. Он выхватил у нее из рук карандаш и очень громко, с очаровательной, просто убийственной улыбкой на лице, спросил:
– У вас есть мороженное?
– Ну, да, – равнодушно ответила девушка.
– Хорошо. – Он вернул ей карандаш и, обернувшись ко мне, крикнул через весь зал: – Мышь, ты какое любишь?
– Шоколадное и побольше! – тоже крикнула я.
– Нам два мороженных, два какао с ванилью. – Перечислил он, разглядывая меню на стене. – И можно включить какую-нибудь музыку?
– Вам какую? Есть Пугачева, Боярский, Антонов.
Девушка спрятала блокнот под стойку и недовольно взглянула на клиента, с вытаращенными от удивления круглыми глазами.
– Ну… – промямлил Андрей и снова обратился ко мне. – Эй, там в углу! Ты кого больше любишь из древних?
– Тутанхамона, – ответила я и прыснула от смеха.
Андрей повернулся к девушке, сдвинул сердито брови и совершенно серьезным тоном заявил:
– Нам самого древнего.
– Окей, – вяло ответила девица и ушла в подсобку.
Он сел за столик напротив меня и вытянул вперед свои длинные ноги. Из колонки, прикрепленной в углу под самым потолком, послышался завораживающий голос Анны Герман. Эти песни я слышала когда-то в раннем детстве.
– Что это за тетка? – спросил Андрей, скорчив смешную гримасу. – Она, наверное, очень древняя, раз я ее не знаю.
– Моя бабушка любила ее слушать.
Нам принесли шоколадное мороженное и два огромных бокала с горячим какао. Андрей облизнул губы, словно котенок увидевший миску с молоком, и схватился за ложку.
– В детстве ты была хорошей девочкой? – с любопытством спросил он, засовывая полную ложку мороженного в рот.
– Не знаю, – пожала плечами я. – Мне об этом никто не говорил.
Все мое детство прошло на стройке в маленьком душном вагончике, где обычно сидели прорабы. Я прибегала после школы к отцу на работу и почти до самой ночи делала уроки за небольшим столом, прикрепленным болтами к стене. Папа приносил из дома холодные котлеты или сосиски и наливал стакан черного крепкого чая. Я все съедала, без капризов, и снова погружалась в мир цифр и уравнений.
– Тогда хочешь, я расскажу? – таинственно произнес Андрей.
– О чем?
– О тебе.
Мне стало интересно.
– Ну, давай. Попробуй.
– Тебя очень баловал твой отец.
– С чего ты взял?
– Я так думаю, – он положил ложку на стол. – Ты доверяешь мужчинам, больше чем женщинам. Папа сдувал с тебя пылинки. Ты была и, наверное есть, самая лучшая девочка для него. Он оберегал тебя от неприятностей, и еще с детства был твоим лучшим другом. Я этого не знаю, но так хочется верить в это. Девочки, которых любят отцы, вырастают особенными.
– Ты считаешь меня особенной?
Я чуть не поперхнулась горячим какао.
– Ты – нежная, добрая, открытая.
Вот тут я не выдержала и стукнула его ложкой по голове. Наглый пацан. Врет и не краснеет.
Андрей схватил мою руку на лету, когда я пыталась еще раз засадить ему тумак, и, посмотрев на меня исподлобья, недоуменно спросил:
– Что я сказал не так?
– Я – открытая? Ты что сумасшедший?! У меня даже подруг не было. Хорошо Алена перешла в нашу школу в старших классах, и мы кое-как начали общаться, а уж потом подружились. Парни вообще боялись ко мне подходить даже за километр. Ты ошибаешься, мой милый, считая меня доброй и открытой. А уж назвать меня нежной – это надо иметь смелость!