– Всё дальше сама! – Я вытираю бегущие по лбу струи пота.
– Всё сдулся? – насмешливо фыркает Анька, даже не представляя, насколько сейчас права.
На счёт Аньки я сдулся окончательно и бесповоротно.
-Не надолго же тебя хватило, любовничек! – Лицо Светки раскраснелось, глаза слезятся от смеха.
– И правда, как обрезало. Такое иногда бывает уже после случившегося, а тогда произошло до. Весь секс будто уже случился в моей голове.
– Ага, и этот короткий секс произошёл на глазах у всего класса и Маргуши! – ржёт Поночка.
– Ладно прикалываться, ты бы лучше вспомнил, что было дальше! – Качаю я головой.
Там в самом деле есть что вспомнить:
Как перепившись привезённым в термосах винищем, плясали вокруг костра и пели похабные частушки;
Как Поночка, решивший на кураже прикурить от выдернутой из костра палки опалил себе брови и чёлку;
Как я делал вылазки за рыбой, плавая на середину озера и выбирая её из сетей. Как на очередной ходке рыбаки догнали меня на своей лодке и чуть не отходили веслом. Я хныкал как ребёнок и умолял мужиков меня отпустить и не топить в озере на глазах у всего класса.
«Брат умирает, ухи просит» – причитал я, барахтаясь возле резинового борта лодки.
Мужики поржали, предупредили, чтобы я больше так не делал и щедро одарили меня двумя жёлтыми карасями, которых я уже и так выпутал из сетей.
Как жарили этих карасей, нанизав их на палки, а потом угощали ими девчонок.
Как Гулька Якушева подавилась косточкой и чуть не отъехала. Паника накрыла тогда всех. Хрипящая Гулька полулежала возле костра, а наша огромная орава стояла вокруг, не зная, что делать.
– Нужно скорую вызывать! – упавшим голосом прохрипела Маргуша.
– Ага, сбегайте до автомата! – неуместно съёрничал Буратина. Кстати он и нашёл единственно верное решение, заставил Гульку проглотить хлебную корку, а потом обильно запить её Агдамом, который он прямо из горлышка щедро вливал ей в рот.
– Всё! – вдруг сказала сидящая на песке Гулька и заулыбалась, от чего её слезящиеся азиатские глаза сузились до микроскопических щёлочек. – Прошло! Ребята, прошло!
Ещё минут через десять скромница и отличница Гулька стояла на берегу озера и распевала грубым басом от которого, пожалуй, прикурили бы Пугачёва с Аллегровой:
«О-озеро-о наде-ежды, всё как е-есть прими-и,
Пу-усть никто не по-онял ты-ы меня пойми-и».
О-озеро-о наде-ежды, и-имя назови-и…
Видимо озеро назвало Гульке какое-то имя, потому что она полезла сначала обниматься к Поночке, а потом хлопнула ладошкой по жопе Ленина, заставив его морду залиться краской под дружный хохот.
В довершение всего, Гулька отправила на хер Маргушу, которая сделала ей замечание в слишком развязном поведении. Маргуша, видимо послушалась Гульку, потому что апофеозом вечера стали её поиски.
Мы хватились её, когда всё было выпито и съедено, костёр погас, и солнце стало опускаться за горизонт. Нужно было выдвигаться к автобусу, и только в этот момент Ленин заметил, что Маргарита Николаевна куда-то пропала. Впереди озеро, позади лес. Вариант был очевиден. Плавать Маргуша не умела, значит оставался лес. Под чутким руководством Ленина мы распределились по группам и стали бродить по лесу и орать во все глотки (благо большинство глоток были лужёными).
– Ма-а-аргари-та Ника-ала-аевна-а….
– Ма-а-арга-арита-а-а!
– Ма-аргу-ууша-а!
Казалось, что весь периметр чернеющего леса был заполнен нашими криками.
Маргуша нашлась. Она вышла на группу из нескольких девчонок. Вышла молча и с важным видом (мол чего вы разорались, я просто прогуливалась по лесу).
Ага прогуливалась она. В гордом одиночестве почти два часа в сгущающихся сумерках и с огромной дубиной, которую она крепко сжимала в руке. Маргуша догадалась выбросить дубину, только когда вышла с девчонками на поляну.
– Да-а, дружище, там было что вспомнить, но твоя эрекция по яркости затмила все эти воспоминания, – Поночка смеётся и его смех подхватывают все пассажиры лимузина, а Стерва, даже развернулась на сидении и оценивающе стрельнула в меня своими зелеными стробоскопами.