— Это мне тоже интересно. Только, греет надежда, что ты пала жертвой моих чар.
— Ну, так это же все и объясняет. Серьезно. Я так очаровалась, что крыша съехала. Творила всякую ерунду, сама не понимая. Давай, теперь я извинюсь, и на этом поставим точку?
— Не прокатит. Неадекватные люди ведут себя по-другому.
— Ага. Примерно, как ты… Тебе ли не знать всех тонкостей и нюансов.
— Не начинай заново. Лиза, в чем проблема — просто объяснить?
— А почему тебя это так волнует?
— Любопытство. Простое. Человеческое. Не встречал еще таких экземпляров, как ты. Хочу разобраться.
— Тогда, ты поседеешь быстрее. Я сама себя не всегда могу понять.
— Слушай, давай в окно покурим? Если подальше высунуться, дым не должен попасть…
Шиза косит наши ряды. Я ему про Фому, а он — про Ерёму… Или выбрал другой метод воздействия? Сбивать с панталыку, чтобы своего добиться. Понять бы еще — чего именно. Можно подумать, я ему миллион баксов должна. И угрожаю сделать себе харакири, унеся в могилу все коды от сейфа. И он, бедный, не знает, с какой стороны зайти…
— Ну, давай. Мне уже без разницы. Только потом не говори, что это была моя идея.
— Да никто не поверит, что я на твою провокацию повелся!
— Поверят. Здесь — точно. Даже не усомнится никто.
— Хорошая у тебя репутация…
— А то! За что мне, по-твоему, деньги платят?
— Больше похоже на то, что за твое умение доводить конкурентов до ручки…
— И за него тоже.
— Я понял, в чем твоя основная проблема.
— В тебе?
Кир усмехнулся, распахивая окно.
— Нет. В том, что последнее слово обязательно должно остаться за тобой. Несмотря на то, что оно может быть откровенной ересью.
— Смотря с кем разговаривать. Кто-то, например, только ереси и достоин.
— Имеешь право на любое мнение. Подходи, давай. Пять минут — и я его закрою.
Плюнула на приличия, скинула туфли и подошла к окну. Кир уже прикуривал, присев на подоконник. Маловато места, конечно: открывается только правая часть. Придется стоять, прижавшись вплотную.
— Двигайся. Иначе, что-нибудь прожгу на тебе.
— Могу место уступить. Хочешь, присаживайся?
— Нет. Высоты боюсь.
— Опять сочиняешь?
— Нет. У меня сразу голова кружится. Шутка ли — десятый этаж…
— А как же скалолазанье? Ты же ходила на курсы…
— Я на них записалась. Оплатила абонемент, но так ни разу и не дошла…
— Почему?
— Потому что… — Стоп. Какие курсы? Нет. Неверный вопрос. С какого хрена ему известно, куда я ходила в Питере, и на какие курсы записалась?
— Эй. Кто тебе сказал про мои курсы?!
— Птичка на хвосте принесла.
— Кирилл! Это уже вмешательство в мою личную жизнь. Подсудное дело, если ты не знаешь!
— Чем докажешь, что я вмешивался?
— Ничем. Ты прав. Но так нечестно же!
— Ага. Зато — взаимно.
— Не поняла?
— Ну, ты что-то знаешь и не хочешь говорить. Я тоже знаю, и тоже не хочу. Все честно. Не правда ли?
— Нет.
— Почему?
— Потому, что и твои, и мои данные касаются меня. Кособоко получается. О тебе никакой информации нет.
— Ну, как же…Все очень даже и меня коснулось. Жду пояснений, до сих пор, как ты помнишь. Смотри, надоест уговаривать, и мое предложение о сексе перестанет быть шуткой.
— Я балдею. Кирилл, ты — живое воплощение того, как можно определить зануду.
— Мда? — Он сделал затяжку (курильщик, похоже, из него никакой — больше истлело, чем было использовано по делу), и щелчком выкинул сигарету. — И как ты его определяешь?
— Просто. Это мужчина, с которым проще переспать, чем объяснить, почему не хочешь с ним спать.
— Сказано хорошо. А ты уверена, что не хочешь? — Очень удобную выбрал позицию для такого разговора: прижал к окну, из которого можно выпасть. Плотно прижал, так, что двигаться можно только вперед, в то самое окошко.
— Даже под угрозой того, что ты меня сейчас выкинешь на улицу, скажу: да, уверена. Не хочу.
— Не бойся. Не выпадешь. Крепко держу. — Действительно, крепко. Так, что моя спина и филейная часть четко ощущают все выпуклости, и не только их, горячего жесткого тела. — А тогда не была уверена? Или просто хотела? — Искушающий шепот на ушко.
Черт. Я только расслабилась. Думала, есть шанс нормально договориться… А он просто подготавливал почву. Подманивал. Теперь, видимо, второй раунд начался. Только, что-то я не слышала звуков гонга…
— Да, блин! Да! У меня, на тот момент, не было постоянного партнера. Мужиков на улице цеплять не привыкла. Вот и страдала. А тут — очень подходящий момент, предлагают время провести с пользой, для тела и для дела. Грех не воспользоваться. Доволен? Я на все твои вопросы ответила?
Тихий, щекочущий кожу смех.
— Ты мной попользовалась? Браво, Лиза! Я очень доволен ответом. После клуба, я так понимаю, тоже? — Вообще-то, по моим расчетам, он должен был обидеться. Чему же так рад?
— Ну, если помнишь, я пробовала отказаться. Но ты был очень настойчивым. Говорю же, зануда…
— А мне все по-другому виделось…
— Ну, с твоим-то самомнением… Представляю, что напридумывал себе… — Хотя, если честно, была уверена, что на следующий день забыл. Ну, ладно, через два дня, если учитывать перевод этих несчастных пятисот рублей. Ведь знала же, что этот мелкий укол зацепит. Но не смогла себе в мелкой пакости отказать.
— А ты продолжаешь по нему топтаться? Думаешь, получится раздавить? — Вот сейчас его голос должен звучать рассерженно, или ядовито. Ничего подобного. Очень соблазняюще звучит. Не поняла. Что значит "соблазняюще"?
Какого беса я сейчас расклеиваюсь и начинаю поддаваться на это обаяние? Ведь ничего, кроме животных инстинктов, он во мне не будит. И даже их, вообще-то, не должен будить. Равнодушие и отстраненность — это максимум, что может быть позволено. Так, какого хрена мне так хочется развернуться и вспомнить, какого вкуса у него губы? Я и так, нужно сказать, помню, однако, впечатления можно и подновить… Вот только, мне это совершенно ни к чему…
— А что, у тебя есть какое-то уникальное разрешение убивать другим самооценку, чтобы тебе ничего в ответ не прилетало?
— Когда это я её тебе убивал? — Надо же, как искренне удивился. Может быть, и правда — не понимает?
Не выдержала, развернулась, чтобы ответить, глядя прямо в глаза. Идея плохая. Без каблуков, я ему в ключицы лбом упираюсь. А голову задирать — пипец, как сложно. За спиной окно распахнутое, шевелиться страшно. Все равно, придется… Не стоять же в обнимку и бубнить ему в грудь… Эффект вообще не тот.
Пока все это думала, просто стояла и сердито сопела, пачкая помадой рубашку. Совесть за это не сколько не мучила. Она сейчас больше сосредоточилась на том, как наглые пальцы скользят вверх-вниз по позвоночнику. И запрещала ему отзывчиво прогибаться. Ну, и пускай по всем окончаниям нервным словно заряд прошелся… Я девушка стойкая. И не буду реагировать на банальное лапанье. Просто он пахнет еще очень вкусно…
— Слушай, Кир… Как у тебя одеколон называется?
— Тебе зачем?
— Комаров травить, конечно же! — Огрызнулась на автомате. — Тебе какая разница, зачем мне название? Трудно ответить?
— Кто бы говорил… А вдруг, он тебе так понравился, что ты его всем мужикам своим будешь дарить?
— Нет. Наоборот, нужно знать, что покупать нельзя ни в коем случае. Меньше шансов ошибиться. — Хотела съязвить, что сегодня же приобрету такой для Вити, но, тем самым, признаюсь… А оно мне надо?
— Извини, конечно, только помочь тебе не смогу. Это подарок, стоит пузырек, пользуюсь, на название не смотрю…
Подарок. Надо же… Сто пудов, от Андерса. Не хочу думать, что от какой-то подружки. Абсолютно не хочу. А если поразмыслить: какая мне разница? Вот именно. Никакая. Так, Лиза, соберись. Нахами напоследок, так, чтобы наглые ручонки разжались, и улепетывай, пока не опомнился. А он быстро приходит в себя. Убеждались.
— Зря. Чем-то подобным у нас тараканов у бабушки выводили. Отпусти. Я задыхаюсь.