– Так ведь пьют-с. И страшно. Уверяю вас как врач.
– Да и пусть пьют, коли жизнь такая.
– А какая, Вадим Евгеньевич?
– Да хреновая, мать ее за ногу, Густав Иванович, в кочерыжку.
Вот так, мило и светски беседуя, мы подошли к продуктовому магазинчику, который представлял собой одноэтажное, хотя и чрезвычайно длинное и широкое здание. Внутри помещение было разделено на несколько отсеков, где были и съестные припасы, и хозяйственные принадлежности, и кое-что из одежды, обуви, и даже некоторые ювелирные изделия. У прилавка глазели человек пять-шесть покупателей, а продавщица (она же и хозяйка магазина) сидела за кассой. На ее одутловатом, крутобровом лице глаза полнились какой-то невыплаканной тоской.
– Зинаида Алексеевна! – обратился к ней доктор Мендлев. Я заметил, что у него несколько необычная, осторожная манера общения с людьми, словно он каждого считал своим постоянным пациентом, который передвигается на своих двоих лишь по странному недоразумению. – Не привозили ли еще лекарства по моему списочку?
– Только обзидан и сомапакс, – механически ответила продавщица, заглянув в бумажку.
– Что ж! Давайте хоть это, – вздохнул доктор. – И пять банок шпрот.
Я побросал в сумку различные консервы, выбрал для Милены симпатичное янтарное колечко, расплатился и вышел из магазина вслед за доктором Мендлевым.
– Героическая женщина, знаете ли, – произнес он. – Сына приговорили к расстрелу, а она держится.
– Так ведь он, насколько мне ведомо, бежал?
– Точно-с. – Доктор удивленно вскинул брови. – А ваша разведка неплохо работает.
– Абвер, – отозвался я. – Для того и прибыл, чтобы навести кое-какие справки.
– Какие же?
– По поводу смерти моего деда. – Я решил, что пора переходить в наступление.
– Зайдем теперь в булочную? – предложил доктор, никак не среагировав на мое заявление.
Пекарня размещалась неподалеку. Лотки со свежеиспеченным белым и ржаным хлебом лежали прямо на прилавке, за которым стоял пузатенький дядя с рыжими усами. А над его головой висел красочный плакат: «Коммунистам, фашистам и гомосексуалистам – хлеба нет и не будет!»
– Суровая неизбежность, – согласился я с призывом на плакате. – А как вы определяете – кто есть кто? Вдруг кто-нибудь из них, теряя разум от запаха булки, прикинется демократом?
– Видите ли, – смущенно ответил за хозяина пекарни доктор Мендлев, – у нас в поселке всего один коммунист. И тот покупает хлеб через соседку. Правильно, Ким Виленович?
– Оно так, – важно согласился рыжий пузырь. – Но бдительность не помешает. – И он вдруг с подозрением уставился на меня, словно определяя, не отношусь ли я к одной из этих трех категорий.
– О нет, – угадал его мысли доктор Мендлев. – Наш гость, вне всякого сомнения, достоин любых хлебобулочных изделий. Ручаюсь.
– И даже по заниженным ценам, – добавил я.
Когда мы вышли на улицу, доктор Мендлев предложил зайти к нему в медицинскую часть, и я согласился. Мимо медленно проехал джип «чероки», в котором сидело два закамуфлированных человека с неподвижными лицами. Я ощутил на себе лишь острые взгляды двух пар глаз.
– И все-таки странно, что у вашего хлебного барона такие прокоммунистические имя и отчество. Как-то это не соотносится с его идейными взглядами. Сменил бы он их, что ли? А в остальном – у вас все, как в Москве. Мне кажется, что я даже никуда не уезжал. Просто столица вдруг уменьшилась до размеров Полыньи.
– Да, забавно, – согласился доктор. – Но это и естественно. С кого же еще брать пример в таких маленьких поселках?
Вскоре мы сидели в его кабинете: он – за своим столом, на котором лежали фонендоскоп, аппарат для измерения давления и даже переносной электрокардиограф, а я – на кушетке, покрытой клеенкой.
– Ну-с, выпьем за знакомство по мензурке чистого медицинского спирта? – предложил доктор Мендлев.
– Ну-с! – согласился я, и он достал из стеклянного шкафчика пузырек.
Мне почему-то этот человек начинал нравиться, хотя я и понимал, что в числе подозреваемых он – один из первых. Но весь его облик как-то не вязался с классическими признаками убийцы.
– Давно ли вы здесь обосновались, Густав Иванович?
– Лет пять.
Мы выжидающе смотрели друг на друга, словно оба знали, что нас интересует больше всего. Но неожиданно я свернул к другой теме.
– А что вы думаете об этой местной легенде? Девушка-Ночь, Волшебный камень…
Я заметил, как доктор испуганно вздрогнул, словно я уколол его в больное место. На мгновение он смешался, в глазах за стеклами очков появилась растерянность. Но он быстро взял себя в руки, плеснув в обе мензурки еще чуточку спирта.