– Ерунда… Ну какая может быть Девушка-Ночь, сами посудите? А вот Волшебный камень действительно существует. Сам ходил к нему не раз и трогал руками. Кстати, он лежит неподалеку от вашего дома. И представляет собой, скорее всего, какой-то осколок метеорита. По крайней мере, то, что он явно космического происхождения – несомненно.
– Вот как?
– Да-с. Молва приписывает ему волшебные свойства потому, что в любое время года он сохраняет тепло. Даже в зимнюю стужу снег вокруг него мгновенно тает. Почему такое происходит, я не знаю. Сколько раз мы писали в Москву, в Академию наук, но никто к нам так и не соизволил приехать. Заняты-с.
– Надо бы сходить, посмотреть. Вот почему его так облюбовала Девушка-Ночь: совершать таинство любви на таком камешке – одно удовольствие. Словно на кровати с подогревом.
– Да нет же никакой Девушки-Ночь, – почти в раздражении отозвался доктор.
– Ну хорошо, хорошо. А скажите, мой дед сильно мешал вашей практике? Ведь вы, кажется, платный доктор?
– Мешал, – думая о чем-то другом, проговорился Мендлев.
– И поэтому вы его убили?
Густав Иванович открыл рот, уставившись на меня, потом закрыл. Затем снова открыл и опять закрыл. Как выброшенная на берег рыба. Я чокнулся с его мензуркой и выпил.
– Ну, знаете ли… это нонсенс какой-то! Шуточки у вас, Вадим Евгеньевич…
В кабинет заглянула медсестра Жанна, этакая рыжая ведьмочка, стрельнув в меня зелеными, жадными глазами.
– К вам пациент, Густав Иванович. Дрынов.
– Проси. – Доктор посмотрел на меня. Я поднялся, чувствуя себя лишним. – Нет, нет, не уходите пока, я вас познакомлю. Это наша газетно-журнальная опора, через него проходит вся пресса. Отчаянный спирит, между прочим…
Вошедший мужчина был высок и бледен, с благородной седой шевелюрой. Долго тряся мне руку и заглядывая в глаза, он поинтересовался: как я отношусь к спиритическим сеансам?
– Нормально, – ответил я. – Особенно если духи ведут себя пристойно.
– Тогда завтра, в десять вечера, я жду вас у себя. Мы собираемся по вторникам.
– Я зайду за вами, – сказал мне на прощанье доктор Мендлев.
А я, немного поразмыслив, направил свои стопы к местной кузнице. Мне очень хотелось побеседовать с лучшим другом моего деда.
Глава 5
Борьба стихий
По дороге к кузнице, которая находилась на окраине поселка, мне встретилась Аленушка – синий цветочек этих не слишком веселых мест.
– Пойдем со мной! – предложил я ей. – Может быть, дядя Потап тебе подковку подарит. На счастье.
– А у меня уже есть одна. Он мне ее выко… вырял, – ответила малышка, но пошла рядом. – А у нас сегодня уроки рано закончились, – сообщила она спустя некоторое время.
– В каком же ты классе?
– В первом. А разве вы знаете дядю Потапа?
– Нет. Вот ты меня с ним и познакомишь. Постой, постой, а почему у вас нет каникул? Сейчас же лето.
– Да это не те уроки, не всамделишные. И не уроки они вовсе. А так.
– Как?
– Так.
– Ну как «так»? – Мне было забавно с ней разговаривать. С детьми вообще надо держать ухо востро, если начнешь задаваться, они быстро тебя раскусят и закроются в своей раковине. У нас с Миленой не было детей, хотя мне очень хотелось, чтобы она родила девочку. Но что за ребенок может появиться на свет, если мать заранее считает его своим врагом, который отнимает у нее молодость, красоту, возможность свободного общения со своими друзьями?
– А так.
Эта игра могла продолжаться бесконечно. Наконец маленькая упрямица смилостивилась. И открыла «страшную тайну»:
– Нам учитель книжки читает. Кому интересно – тот и приходит. Лена и Маринка не ходят, а мне нравится. И Коле тоже. И Роме. А еще Васютке, и Галке, и Свете.
– А Федора ты с собой берешь? – спросил я, вспомнив об обжоре.
– Нет, конечно, – всерьез ответила она. – Что-то он у меня заболел.
– Колбасы объелся. Вот, кажется, мы и пришли.
Двери кузницы были распахнуты настежь, а внутри, где в печи бушевал огонь, выбрасывая языки пламени, в металлическом скрежете и грохоте Гефест Полыньи со своим помощником ковали какое-то непонятное для меня, городского жителя, изделие, напоминающее длинную пику. Потап Ермольник был широк в плечах, жилист, с мускулистой шеей и, кажется, как и его олимпийский бог, тоже прихрамывал. Встретил он меня как-то угрюмо, не выразив никакого восторга по поводу моих родственных связей с его умершим другом. Было ему около шестидесяти, но силушки хватило бы еще лет на двадцать. Такие люди до последнего часа не желают смириться с тем, что должны оставить этот мир. Они будут вгрызаться в жизнь железными зубами, пока смерть не разомкнет их лезвием своей косы. Он искоса поглядывал на меня, поигрывая молотом, который я, наверное, поднял бы с трудом. Помощник Ермольника, молодой парень с вихрастыми соломенными волосами, был столь же дюж, как и его наставник. По-моему, визит Аленушки доставил им гораздо большее удовольствие, чем мой.