Аж зубы сводит, как подумаю.
И не успокоить никак: разговаривать нельзя, прикасаться нельзя, даже танцевать вместе – недопустимо, а о криках "горько!" глупо даже мечтать. Скорее бы уже отмучится, тошнит от всего этого.
А дальше пляски, тосты, пляски, снова пляски... От которых раскалывается череп, хотя я второй час стою в стороне в тесном кругу друзей, и мой удручающий статус жениха выдаёт лишь соцветие белой фрезии, пришпиленное к левому лацкану пиджака.
Наши свадьбы играются для невесты и её родственников, я здесь так – мимо крокодил, поэтому вовсю пользуюсь данной привилегией, пока Рада отдувается, танцуя с каждым из присутствующих. Со всеми, кроме меня. А жаль, медлячок нам бы не помешал, но так повелось, что танцуют у нас семьями. Первой свадьбу открыла моя родня и далее по списку, пока не засветились все гости. Затем очередь "выходить на круг" настала для неженатых парней, а следом и девицы на выданье себя показали.
Чужая свадьба для них едва ли не единственный способ знакомства. Ну не ходят наши девушки на дискотеки и свидания! Кому они потом потасканные нужны?
"Битую" задаром никто не возьмёт. А если возьмёт, то покрывая чужой грех, запятнает позором весь свой род. Репутация в наших кругах штука настолько хрупкая, насколько и неоспоримая, слишком многое зависит от личного статуса. С цыганом, потерявшим своё положение внутри клана, никто не станет вести серьёзных дел, что с учётом нашей сплочённости равнозначно финансовому краху. Доброе имя создаётся поколениями, а вот развеяться может по щелчку. Ради чего так подставляться? Девушек море.
– Давай, Драгош, скоро твой выход, – отвлекает меня от муторных мыслей младший брат.
Глянув ему за спину, невольно хмурюсь. Каким-то макаром я умудрился пропустить завершение плясок. С Рады успели снять фату, посадили на стул и под многозначительное перешёптывание гостей начали расплетать толстую косу, с продетой в неё красной лентой – знак того, что девушка больше не свободна.
А у меня в груди происходит что-то непонятное: зачинается странное тепло, похожее на гордость, но не она – скорее страх, топкий незнакомый, и эта нелепица дико напрягает. Охота сбежать подальше. Так далеко, чтобы внутренние датчики перестали сбоить, будто компас в мёртвой зоне. Впав в какое-то тягостное, гнетущее оцепенение, я смотрю, как по бледным щекам Рады градом стекают слёзы, а затем взгляд её пересекается с моим и больше не отпускает.
Это ж как нужно ненавидеть, чтоб так смотреть? Будто я тварь последняя.
За что?
Глава 10
Рада
Вот и настал "час икс". Дари расправляет мне волосы после чего, за неимением младшего брата, отдаёт ленту двоюродному племяннику, чтобы тот в свою очередь продал её самому щедрому гостю. Минуты достаточно чтобы парнишку поглотила толпа галдящих покупателей – скупиться на свадьбе у нас зазорно. И только Драгош не шелохнётся, стоит истуканом, одни глаза кофейные сверкают на каменном лице, одновременно зло и затравленно.
Господи, как же мне страшно!
– Рада, родная, ну не трясись ты так, – тихий голос Дари доносится как сквозь вату. – Не так всё и ужасно. Не зря говорят, ещё ни одна невеста от этого не умирала.
– А ещё говорят, что Драгош привез с юга своих любимчиков – двух питбулей. Бешеные псины, вся шкура в рубцах и шрамах, – сахарный голос Зары не оставляет сомнений, что продолжения лучше не знать, но слух ведь не переключишь как обычный тумблер. – Наверняка боевые. Я вот гадаю, когда он поймёт, с кем связался, то скормит им тебя живьём или по частям?
Придушить бы её, да я всё смотрю на приближающегося жениха, и колотит всю как кролика перед забоем. С ним три старейшие и уважаемые женщины наших семей – бабушки. Две из них берут меня под руки, а третья следом, рядом с чурбаном этим бесчувственным ковыляет.
Ленту кому-то продали, я пропустила этот момент, следовательно пришла пора подняться в номер, чтобы доказать свою невинность. Музыка заиграла тише, голоса, растеряв беспечность, загудели приглушенным рокотом, ведь в случае обмана веселья не будет, все разойдутся. Отцу придётся возместить Золотарёвым свадебные расходы и вернуть выкуп. А всё потому, что мне не хватило ни ума, чтоб сохранить непорочность, ни силы духа сброситься с обрыва.