– Дари, я всего лишь свободы хочу. Почему ты меня не слышишь?!
– Потому что слова это пыль. А вижу я даже больше, чем ты думаешь, – сестра передёргивает плечами, словно стряхивая мой виноватый, немного неровный тон. Такая юная и одновременно взрослая, что рядом с ней я чувствую себя капризным ребёнком. И только трясущиеся пальцы выдают то, как тяжело ей даётся внешнее хладнокровие. – Зря я ляпнула, что ты хорошо танцуешь, в следующий раз пусть ищут замену больным в другом месте. Больше я тебя под свою ответственность брать не стану. Пошли. Мать звонила, сказала, чтоб к её возвращению ты была дома. У неё какая-то новость важная.
В последний раз под "важной новостью" скрывалось заявление, что мне пора бросить школу. В то время как Дари и Зара с горем пополам окончили по девять классов, я с большим трудом всё же отвоевала право отучиться все двенадцать, но уже тогда стало ясно, что дальнейшее поступление равносильно шансу слетать на Марс. Так что в одном можно быть уверенной наверняка – ничего хорошего мне эта новость не сулит.
Гаджо* – человек воспитанный вне рамок цыганской культуры, отвергающий цыганские ценности. Обмануть такого не считается грехом.
Глава 2
После нашей перепалки что-то в поведении Дари неуловимо изменилось. Она будто стала ещё более замкнутой и за всю дорогу домой не проронила ни слова. Всё взвешивала что-то в уме, прикидывала, однако думы эти едва ли грозили мне разоблачением, ведь мы всегда стояли горой друг за друга. А вот чрезмерная резкость вполне могла её ранить.
Эх, жаль слово не воробей. Любые намёки о неверности мужа сестра воспринимает крайне болезненно, упорно хороня в себе эту горечь. Страдает, но терпит. Ради чего, спрашивается, так жить?
Дома как всегда шумно. Очень шумно. И источник периодически переходящего на ультразвук визга, отнюдь не полуторагодовалая дочь Дари, что было бы простительно, а наша младшая сестра – настоящий ураган в юбке.
Шестнадцатилетняя Зара спит и видит, как выскочит замуж за соседского внука – Драгомира, или Драгоша, как у нас принято сокращать это имя, и искренне верит, что тот в свои двадцать остался холост исключительно из желания дождаться пока она "созреет". Вот и изгаляется, репетируя роль единоличной хозяйки его трёхэтажного особняка.
Слухи о нём ходят самые разные. Достоверно известно лишь то, что мать у Драгоша русская, а сам он вырос на юге страны, куда лет десять назад переехала его семья, поближе к собственному заводу по производству металлоизделий. Говорят, парень очень хорош собой, как и большинство полукровок. Но если он хоть вполовину перенял отцовский нрав, то Заре можно только посочувствовать. Впрочем, поделом ей.
– А этот палас кто будет чистить, я что ли?!
Задрав головы кверху, мы с Дари наблюдаем как краснощёкая запыхавшаяся Зара бойко перекидывает через перила второго этажа золотисто-бордовый рулон.
Дорожка грузно пикирует вниз – едва ли не на голову помощницы по хозяйству, которую Нанэка наняла выполнять особо грязные дела. Мы с Дари под картинно-страдальческий вздох младшей сестры помогаем скрученной артритом женщине растянуть палас на заборе. Зара никогда не отличалась ни состраданием, ни тактом. Пожалуй, ей даже доставляет удовольствие без конца донимать прислугу, подчёркивая свою власть.
– Ходят слухи, что Драгош на днях приезжает, – сестра говорит тихо, тщательно выравнивая свой край паласа, но в глаза мне по-прежнему не смотрит. – Кажись, мелкая опять сватов ждёт.
– Я уже сама готова идти с поклоном к его семейке, лишь бы этот дурдом поскорее съехал.
– О себе пекись, – бормочет Дари, и от её занудно-назидательного тона становится тошно. Но она безжалостно добивает: – А лучше бери с неё пример, за гаджо тебя всё равно не выдадут.
– Дари, там скоро Сонька твоя проснётся, – свешивается через перила Зара, опережая готовую сорваться с моих губ колкость – Лучше за дочерью следи, чем выполнять чужую работу. Или хочешь, чтоб муж запретил тебе её воспитывать? – Последнее она произносит так, будто выкидывает козырь. Веский, неоспоримый.