"Но ведь она работала в том самом институте! — придумал он тут же для себя служебное оправдание, записывая телефон, — А теперь работает в этой самой блатной конторе. Что может быть ценнее такого информатора?"
На обратном пути Комов нашел во дворе логово дворника, которое нетрудно было определить по припаркованной возле него традиционной детской коляске с привязанным сверху проволокой жестяным корытом. Дверь логова была приоткрыта, хозяин внутри звенел стеклом. Как выяснилось, он сортировал по калибру честно добытые пустые бутылки и к появлению Комова отнесся неприязненно.
— Посторонним сюда нельзя!
— Извините ради бога, я по одному небольшому делу. Когда институт освобождали, говорят, вы занимались вывозом мусора?
— Ничего я не знаю, — неприветливо ответил дворник.
— Ну конечно! — поощрил это незнание Алексей. — Вы и знать ничего не должны… Скажите, а совершенно случайно что-нибудь от того мусора не осталось?
— Вы кто — шпион? — враждебно спросил мрачный тип, отрываясь от подсчета бутылок.
— Так осталось или нет? — повторил Комов, переместившись так, чтобы немного подсветить эту неприятную физиономию втекающим снаружи разбавленным солнцем.
— Был разный мусор… Всё выкинул.
— А ничего не оставили себе… на память? Исключительно на память?
— Ничего.
По глазам Комов увидел: оставил. Рука полезла за удостоверением, но по дороге Алексей передумал и вытащил красивую синюю бумажку.
— Мне бы только взглянуть.
Дворник посмотрел на полусотенную с желанием и опаской.
— Бумаг много было разных…
— Но что-нибудь-то осталось?
Дворник повернул голову вбок и задумчиво посмотрел на завешенную разнообразной полиграфической продукцией стену.
— Вот тут… — сказал он. — Календарик ихний я повесил.
Комов был вынужден подойти вплотную к этой выставке улыбающихся красоток, ковбоев фирмы "Мальборо" и гоночных автомобилей, где разобрал знакомое по глянцевым журналам и французским кинофильмам какое-то архитектурное чудо Парижа.
— И больше ничего? — спросил он, поигрывая в воздухе купюрой, словно козырной картой.
Дворник добросовестно подумал.
— Разве вот еще папочка…
— Можно посмотреть?
— Да просто папочка. Ничего в ней такого…
Сдерживая раздражение, которое у него вызывал упрямый посетитель, хозяин логова начал рыться в своих сокровищах, приговаривая:
— Просто папочка красивая… А ничего в ней нет… и не было…
Наконец он нашел обычную коленкоровую папку с ужасным псевдозолотым тиснением и гордой надписью "Москва".
Корявыми пальцами он раскрыл папку и показал ее тусклые внутренности Комову.
— Ну-ка, дайте я взгляну, — сказал тот, протягивая в обмен пятидесятирублевку.
Решив, что уже достоин, дворник взял бумажку. Взял он ее, надо сказать, с гораздо большим удовольствием, чем Комов — холодный скользкий коленкор, извлеченный из помойки. Что, интересно, собирался хранить в нем страж чистоты двора? Записки о новом методе сгребания опавших листьев? Газетные вырезки о жизни принцессы Дианы и Аллы Борисовны Пугачевой? А может быть просто чистые рукавицы, выданные по случаю начала нового финанского года?..
Алексей не успел всласть поразмышлять над этим. Повернув папочку к свету, он сразу заметил на желтенькой подкладке полустершуюся надпись, с педантичной аккуратностью сделанную шариковой ручкой: "Петросорокин И.А., 14-й отдел".
На работе он направил запрос на поиск гражданина Петросорокина И.А., в возрасте 20–65 лет. С такой замечательной фамилией долго ждать не придется. Прямо повезло ему, Комову, с такой фамилией владельца папочки.
4
Какое тошнотворное занятие: в конце месяца пытаться перехватить у сослуживцев денег в долг! Когда тебя окружают представители среднего звена МВД, трудно рассчитывать на быстрый успех. Зато можно рассчитывать на самые лучшие в мире глупые шутки, поскольку народ начитанный, подкованный, слова в простоте не скажет.
— Извини, старик, сам на мели, ты разве не слышал, что сингапурский доллар упал?
— Денег не дам. А как разбогатеть, подскажу: женись — и будет у тебя заначка.
— Будь философом. Вспомни, как Антисфен говорил: Дети наших врагов пусть живут в роскоши.
Впрочем, все эти шуточки — просто попытка придушить чувство собственной финансовой неполноценности.
Получается, что взять в долг можно снова только у лучшего друга, Марата Халиулина, которому уже должен полторы тысячи.
— Марат, ты на меня не сердись, ладно?
— Да что ты, Лешь, потом отдашь. Мне не к спеху.