— Да. Кому принадлежала фирма "Колумб"?
— Почему же вы говорите в прошедшем времени? Принадлежала и принадлежит мне.
— А банк?
— Моему брату. Разве это запрещено?
— До того, как банк был признан банкротом, "Колумб" успел вернуть ему кредит?
Светлым насмешливым взглядом посмотрел Комову в глаза
— Не знаю.
— Понятно.
— Я вижу, вы не оценили мою откровенность. А я между прочим сэкономил вам уйму времени, которое не надо теперь тратить на бесполезное раскапывание всей этой кучи. Советую пожалеть себя и свое время. Даже очистив апельсин, я одну дольку отсылаю в налоговое управление. Для меня Уголовный кодекс — словно Библия.
— Понимаю, — покивал Комов. — Лежит на почетном месте, но никогда не открывается. Раз уж вы так безумно любезны, я хотел бы спросить: а кто был главным в "Демиурге"?
— Неужели так трудно догадаться? Директор института, теперь бывший. Господин Прыгунов.
— Он сказал, что он у вас сейчас кем-то вроде коммерческого директора…
— Да, что-то вроде этого, — сказал Смагин, не скрывая, что его мало интересует такой незначительный вопрос: кем там у него работает некий Прыгунов. — Со временем фирма "Колумб" стала владельцем производственных площадей, а "Демиург" — арендатором. А потом "Демиург" превратилась в какое-то там… — он небрежно покрутил рукой, — ответвление…
— Ясно. Значит, вышвырнули законных хозяев.
— Следите за речью. Знаете индийскую поговорку: если ты бедный и больной, то сам виноват? Всё было на законных основаниях.
— Значит, вышвырнули законных хозяев на законных основаниях. Ну и подлюги.
— А вот это уже зря. Я ведь могу официально отреагировать.
— Можете подать жалобу, а мы ее рассмотрим. На законных основаниях. Если недовольны, я готов вам дать удовлетворение. Неофициальное. На чем будем сражаться? Стреляете вы хуже меня наверняка. Поэтому я готов на кинжалах, мечах…
Смагин посмотрел на него с насмешливой ненавистью.
— На калькуляторах.
И пошел дальше.
Следователь догнал его у авто, возле которого торчала глыба телохранителя, а внутри, у руля, маячил водила — весь оформленный, как положено, в фуражке.
— Возьмите мою карточку.
— Зачем?
— Затем, что при любом моем отношении к вам я всё же вынужден вас охранять от опасностей.
— Меня? Вы?!
— У вас своя логика, у меня своя. Следовательская.
Игорь Матвеевич страшно развеселился, но карточку взял.
Только когда авто отъехало, Комов ужаснулся: неужели его последние слова были приняты за намек, что он набивается на дружбу?
"Икария — 1) назв. утопич. страны в кн. Э.Кабе "Путешествие в Икарию"; 2) назв. коммунистич. общины в Индиане (США) в 1848-95; 3) о-в в Эгейском море, принадл. к Ю.Спорадам." — вот всё, что удалось выяснить в "Энциклопедическом словаре". Никакой логической связи с 29-м троллейбусным маршрутом не просматривалось. Комов понял: открыть секрет можно только исследуя сам маршрут.
8
— До Икарии доеду?
Ответом на этот вопрос, заданный жизнерадостным голосом, было недоуменное молчание.
Народу возле стеклянной будки остановки толпилось немного. Троллейбусов и автобусов, впрочем, вообще не было видно. Комов специально выбрал полумертвый час в разгар выходного дня, когда общественный транспорт наполняют в основном граждане почтенного возраста, обладающие широким местным кругозором.
— Ну так как, до Икарии на каком номере доеду?
Ожидающие немо смотрели на него, кое-кто пожал плечами. Наконец одна старушка пожалела:
— Да нету такой остановки, милок.
— Как — нету? Мне сказали: на 29-м доеду.
Эти слова снова растворились во всеобщем молчании. Оказавшись в роли придурка, Комов обругал в душе собравшееся на остановке общество тухлыми аристократами. Сам он изо всех сил сохранял вид умного и уверенного в себе молодого человека.
Подкативший троллейбус нес на бортах благоухающую тропиками надпись: "Тунис — жемчужина Средиземноморья", а внутри из хозяйственных сумок пахло сырым картофелем.
Комов уселся поближе к старушкам, настроив уши. Маршрут он изучил заранее и знал, что никаких названий, даже отдаленно похожих на заветную Икарию, на нем и вокруг него нет. Единственная созвучная магистраль: Игарский проезд, находилась далеко, где-то возле Свиблова. Без сомнения: заветное название было каким-то изобретением, пущенным в обращение местными острословами — из тех, что Театральную площадь прозвали Плешкой.