— Сейчас выясним, — пообещал князь. — Если он бригадный, то может и найдем. А если убогий…
— Что значит — убогий?
— Авантюрист, работающий в одиночку. Не охваченный нашей организационной структурой.
Комов вспомнил, как бежали маленькие фигурки вдали, преследуя еще одну такую же.
— Не понимаю, каким магнитом людей в эту мразь тянет! — в сердцах сказал он.
Князь нахмурился.
— Молодой человек! — назидательно сказал он. — На улицах австрийского города Вены стоят разноцветные контейнеры, и в каждый из них добропорядочные венцы бросают свой сорт мусора. Такое пробовали сделать и у нас. Но не получилось. Почему?
— Почему? — с искренним любопытством спросил Комов.
— Потому что ценное содержимое контейнеров моментально разворовывалось, — гордо сообщил князь.
Пока Алексей переваривал то, что нарассказывал ему князь, тот бодро повернулся, подозвал одного из икарийцев и услал в дыру. Почти сразу оттуда появился человек, похожий повадками на краба. Когда он подошел, осторожно перебирая ногами, князь спросил:
— Семеныч, отвечай: Петросорокин Иван Алексеевич, из ученых, есть у нас?
Человек-краб некоторое время молчал, преданно моргая глазами. Собирал в голове досье.
— Есть один такой. Читает всё этого… который неприлично звучит…
— Неприлично? Кого?
— Шпе… глера какого-то.
— Ну, не самое неприличное! — развеселился князь. — Где он у нас?
— На бумаге работает.
— Проводи. Посетитель к нему.
— Алексей Комов, — представился Комов.
Семеныч отшатнулся от протянутой руки, потом осторожно пожал пальцы, сказав вместо своего имени:
— Провожу.
— Счастливо добраться, — напутствовал князь.
— Постойте, — сказал Комов, задержав пухлую и теплую князеву руку в своей. — Может объясните на прощание, за какими талонами я приходил?
— Не берите в голову. Просто формальный повод. Во всяком случае — для вас.
— А для других?
— Вопрос жизни и смерти. Обратите как-нибудь внимание: когда мусоровоз перегораживает улицу, чтобы опорожнить баки, вся жизнь замирает, и даже иномарочники терпят. Потому что понимают: вывоз мусора и фекалий — главное в жизни!
— Разве не местный муниципалитет разрешения выдает? — удивился Комов.
— Конторщице выдает местный, а дальше выдаю я.
— Как так?
— А как же еще? — в свою очередь удивился князь. — Муниципалитет платит конторщице восемьсот рэ, а я — в три раза больше!
— Понятно…
Шагая вслед за Семенычем, следователь время от времени пытался размочить молчание.
— Значит, Иван Алексеевич — бригадный?
— Бумажного цеха, — подтвердил Семеныч.
— Хорошо там?
— Нормально, — не давал втянуть себя в беседу Семеныч.
— А на пушнине — лучше? — снова спросил Комов, припоминая расспросы, которым его подвергли на икарийской границе.
— Получше будет, — признался Семеныч.
— Это где старые шубы ищут? — продолжал допытываться, как ребенок, Комов.
— Нет, — сказал Семеныч после некоторого молчания, наполненного до краев презрением к такому невежеству. — Не шубы.
— А что?
— Стеклотару.
— Пушнина у вас — бутылки? — поразился Комов.
— Они.
Про масляный цех Комов сам догадался. Было только мучительно интересно: сколько нужно собрать пустых автоканистр, чтобы нацедить из оставшихся в них капель одну полную?
— И много у вас тут всего цехов?
— Хватает, — буркнул Семеныч.
— А что такое "Остров сокровищ"?
После этого вопроса Семеныч совершенно замкнулся и уже не откликался даже на самые невинные реплики.
— Вот они, бумажные, — показал он наконец на россыпь людей впереди. — Нужный — вон тот, костлявый, слева… — Семеныч всмотрелся и на прощание добавил:-Опять царапки у него, умника, поперли. Руками пашет…
По подсказанным приметам Комов легко определил искомого Петросорокина И.А., бывшего ученого, а ныне гражданина Икарии.
— Иван Алексеевич!
Спина в голубой рубашке с потными узорами замерла, медленно распрямилась; осторожный профиль одним глазом оглядел Комова.
— Вы к кому?
— К вам, Иван Алексеевич.
— На какой предмет?
По долгу службы Комов знал, какое парализующее действие оказывают на людей, даже самых образованных, слова "расследование", "милиция", "свидетель". Особенно — на образованных. А уж на образованных и не очень богатых — определенно. Конечно, скажу я вам, нехорошо, даже преступно, в положении Алексея было идти на обман, но можно его понять. Очень уж ему хотелось ограничить общение с Икарией этим единственным незабываемым днем. Короче, вместо того, чтобы честно представиться, следователь наврал: