Выбрать главу

21

Ничем не защищенные пространства Икарии с утра обдувал неласковый, без пяти минут осенний, ветер. Жестокая природа напоминала, что скоро бумажные сокровища надо будет добывать из-под снега.

Иван Алексеевич Петросорокин присел на аккуратно сложенную кипу отсыревших газет. Он только что обнаружил относительно свежий номер "Известий" и теперь осторожно расклеивал страницы.

Придерживая загибающуюся под ветром бумагу, он стал читать. Глава комитета по имуществу разбазарил имущество… лесничий вырубил лес… критики признали книгу "Мастурбация у древних греков" самым значительным произведением полугодия… Судя по всему, мир за пределами свалки не собирался меняться к лучшему.

Иван Алексеевич поежился от холодка, щекочущего его нежное тело бывшего интеллигента, укрытое лиловой кожаной курткой — вполне пристойной, но, к сожалению, женской. Аккуратно, словно свежевыстиранную наволочку, он сложил газетный лист несколько раз, поднялся с мокроватого сиденья — и вздрогнул так, как давно уже не вздрагивал.

Перед ним стоял человек в глухо застегнутом френче мышиного цвета, прямой и бессловесный.

Впрочем, Петросорокин тут же распознал седой ежик и другие знакомые черты профессора Цаплина.

— Ну ты меня и напугал, Арнольд! Вылитый Мефистофель!

Цаплин усмехнулся.

— Я и есть Мефистофель.

— Значит… тебе удалось? — то ли спросил, то ли констатировал Петросорокин, теребя себя за пальцы (видно, руки мерзли).

— Ого! Ты что-то слышал? В этой дыре? (Цаплин принюхался к пряным запахам помойки)

— Я тут рою газеты, некоторые даже читаю, представь себе. Пресса как всегда распускает слухи, толком, конечно, ничего не поймешь. Но мне почему-то показалось…

— Тебе правильно показалось.

— А как только я тебя увидел — сразу догадался. Как ты, кстати, меня нашел?

Цаплин снисходительно засмеялся.

— У меня везде есть глаза.

— Твои зверечки?

— Это уже не зверечки.

— Не зверечки?

— Послушай! — Цаплин ухватил его за лацкан и притянул к себе. — Не притворяйся, что ничего не понимаешь! Они совершеннее нас с тобой. Наша генетическая информационная система испорчена сладкими сказочками про справедливость и добро. Я не хочу работать с человеческим материалом. Создание человека стало нарушением законов природы. Бог или демиург не зря решил устроить потоп, но в последний момент пожалел экспериментальное животное, сделанное в нарушение законов природы, им же самим, кстати, устроенных, и оставил несколько экземпляров. Это была ошибка. Потом, опомнившись, одним примером хотел всех усовестить. То-то было смеху, когда этим именем зажигали костры инквизиции!.. Были и другие попытки, но никто не понимал, что они изначально обречены. Только у моих подопечных получится стройное прагматичное общество — а только прагматичное общество может быть счастливым. Я скрестил разум со здоровыми инстинктами грызуна. Я не оставил им такие саморазрушительные свойства, как способность к музыке, литературе, философии…

— Осторожней, куртка красится, — озабоченно сказал Петросорокин. — Хорошая куртка, турецкая, только мажется… Кстати, ты же всегда любил искусство, Арнольд. Всё напевал что-то из этой… извини, забыл.

— Причем здесь это? Речь не обо мне или тебе. Высокое искусство непостижимо для плебса, а низкое только развращает. Приказы и проповеди — вот основа порядка в этом мире.

— И зачем тебе всё это надо, Арнольд?

— Зачем? — по губам Цаплина змеей проползла улыбка. — Помнишь самодовольное быдло, погубившее наш институт? Это зло уже наказано, Иван. А тот, кто еще не наказан, скоро не спасется от возмездия даже в Антарктиде!..

— Ну и что? — без особых эмоций отозвался Петросорокин. — Что изменилось? Я на свалке, Кловер — то ли в Израиле, то ли в США, Кукин в гробу, ты — неведомо где…

— М-да, вижу. Остались самые сливки и выпали в осадок… Ничего, скоро всё будет, как надо. Построим Дворец Генетики. Прямо в Кремле. Я тут набросал!..

Цаплин похлопал себя по нагрудному карману. Только теперь Петросорокин заметил странный блеск в глазах приятеля и понемногу начал постигать смысл наглухо застегнутого серого френча. Старый приятель словно разгадал его мысли:

— Знаешь, Иван, я где-то читал, что Сталин мог так взглянуть, что люди падали в обморок от страха — такой он обладал магической силой, уж не знаю — от Бога или от Дьявола. А моя магическая сила — они! Ты, Иван, будешь главным конструктором белков — у тебя это в институте хорошо получалось. Будешь создавать затейливые спиральки и заставлять их вынюхивать молекулы тяжелых металлов… превращать железо в воду, а воду в жизнь… делать всё для величия нашей идеи. Такое даже Христу не снилось!