Понемногу Верхуша догадался, что звук идет по полу откуда-то издалека. Сжав пальцами голову Нефертити, он поднялся и отправился туда, где темнела дверь, хрустя при этом мусором, который уже успел наплодить вокруг себя. Ничего не поделаешь, к такому уж сорту людей он принадлежал. От попугаев, к примеру, тоже много мусора. Такой сорт птиц.
За дверью была другая комната, такая же пустая. Из нее Верхуша перешел в следующую, потом еще в одну. Так он блуждал, пока не оказался в месте, где посапывающий и постукивающий шум был слышен совершенно отчетливо. На полу блестел тонкий волосок света. Свеча высветила контуры давно не открывавшегося люка.
"Погребок был у хозяев", — догадался бомж. Он поставил Нефертити на пол и встал на четвереньки. Безо всякого сомнения, загадочный шум доносился оттуда же, откуда сочился свет.
Верхуша пошарил: нет ли кольца какого-нибудь или скобы? Ничего не было. Тогда он корявыми пальцами ухватился за чуть выступающий край и потянул. Дверка в полу подалась на незаметное для глаза, но ощутимое для пальцев крошечное расстояние. Верхуша понял, что ее просто законопатили время и мусор. Ползая на четвереньках, он стал выдувать труху из щелей, и в сказочном мареве свечи в воздух взвились пыльные джинны.
Потом снова потянул дверку — и та с хрустом приоткрылась. Верхуша заглянул внутрь — и ахнул. В залитом электрическим светом помещении он увидел совершенно необычайную картину. Там, внизу, кипела жизнь целого завода. Но завода очень маленького, почти игрушечного. Шумели длинные ряды станков; по проходам между ними бегали тележки; надо всем пейзажем величественно плыл мостовой кран. Но самым замечательным был даже не этот мостовой кран, а то, что им, как и другими станками, управляли маленькие серые человечки, и человечки эти были почему-то с хвостами. У Верхуши от умиления нижняя губа свесилась, как у старой лошади.
— Зверечки… — пробормотал он, радостно ухмыляясь.
Картинка была такая живая и веселая, напоминающая о золотом детстве, что у бродяги сама собой протянулась рука — погладить зверечков. Те запищали и начали разбегаться, а Верхушина рука наткнулась на какие-то нитки. Посыпались искры, раздалось шипение. Кожу на концах пальцев обожгло, словно Юрий Семенович наткнулся на горящую сигарету.
Внизу уже царила настоящая паника. Верхуша радостно засмеялся, наблюдая за мечущимися фигурками. Он вспомнил, что у него в кармане должен быть подобранный чинарик, выудил его, закурил, пыхнул дымом в зверечков и, выставив палец, сделал вид, будто понарошку стреляет:
— Пу-пу!
В стреляющий палец неожиданно впилась заноза. Осмотрев переднюю фалангу, Верхуша в изумлении и растерянности обнаружил небольшую ранку, напомнившую ему о тех временах, когда он еще наведывался в поликлинику и сдавал анализы крови.
Тут же несколько иголок впились в лицо. Верхуша пощупал уцелевшими пальцами свой нос, мягкий, как гнилой лимон, и тоже увидел следы крови. Он понял, что теперь стреляют в него, но уже не из пальца и не понарошку!
Юрий Семенович ощутил в желудке биение пульса. Многолетний опыт бомжа подсказал, что надо поскорее сматываться. Верхуша захлопнул крышку опасного подвала и побежал, временами плутая в темных помещениях. От испуга пол словно прилипал к ногам. Несколько раз беглец громко позвал Нерона, но совершенно опустившаяся умная тварь была давным-давно далеко.
Забрав котомку, бомж вылез наружу из опасного дома — и остановился, прошитый дрожью от лопаток до кобчика. По пустырю между заколоченным домом и забором ползли фонарики. Много фонариков. И как только появился Верхуша, их лучи тут же притянулись к нему.
Загородив глаза ладонью, бомж разглядел в отраженном свете тела маленьких броневиков, похожих на кастрюли, и услышал рычание маленьких моторов. Лицо повело наискось от страха; в животе лопнула струна и из штанов раздался унизительный жалобный звук. В отчаянной надежде испугать врага, Верхуша выхватил из котомки самое дорогое, что имел: красивую импортную бутылку — и взмахнул ей над головой с нешуточной угрозой:
— Отвали!
В ответ вспыхнуло, хлопнуло — и беднягу обдало осколками стекла и остатками недопитого накануне спиртного. Обезумев от желания спастись, Верхуша бросился вперед, ударил ногой броневик, оказавшийся тяжелым, словно бабушкин чугунный утюг, и перед тем, как следующий снаряд ударил ему в грудь, успел крикнуть нечеловечески громким и отчаянным голосом, чтобы выпустить страх:
— Неро-он!..