Выбрать главу

Халиулин обрадовался Комовскому голосу.

— Как ты там? Вовремя ты смотался, у нас тут сумасшедший дом! Я думал, ты уже давно упаковал чемоданы, как все приличные люди.

— Ты будешь смеяться, но я об этом даже не думал. У меня тут свои… как бы тебе объяснить…

— Выкладывай, — велел Марат.

— Надо было разобраться кое в чем в деле профессора Цаплина. Вот я и выклянчил отпуск.

В чем конкретно он хотел разобраться в деле профессора Цаплина, Комов не смог бы объяснить даже под пытками. Просто было нечто сверхъестественное в этом расследовании, бросить которое было выше Комовских сил. От дела фальшивого индуса легко бы отказался, прапорщика-бомбиста забыл бы с радостью, как дурной сон. Профессора же Цаплина, даже отнятого начальством, не собирался уступать.

— Очень интересно, — сказал Марат. — Смотри только, чтобы тебе голову не оторвали!

— Тебе на самом деле интересно?

— Так, — констатировал Халиулин. — Поступило деловое предложение.

— Скорее, дружеское. Сгонять завтра со мной в одно место.

— В качестве доктора Ватсона или следственной бригады?

— Назови как хочешь.

На другом конце линии повисло молчание.

— Может, денька через два? — наконец спросил Марат.

— О чем ты! Какие два денька! Это очень срочно!

— Будь вместо меня кто-нибудь другой, он бы решил, что с ним говорит спаситель человечества.

— Значит, не можешь мне помочь?

Марат помолчал, потом сухо спросил:

— Ты читал, что они пишут?

— Кто?

Ах, да, понятно, кто. Марат ведь, так сказать, из этих, из народов, подверженных исламу.

— Извини, я не очень хорошо разбираюсь в религиозных тонкостях. Боюсь, что у всех нас бог скоро будет один. С хвостом.

Трубка снова замолчала. На сей раз оскорбленно.

Подождав, Комов сказал:

— Мне очень нужна твоя помощь, Марат.

— Не могу. Завтра у меня митинг.

— А послезавтра?

— Пикет у храма на Кропоткинской.

— Ты думаешь, это самое нужное сейчас?

— Извини, старик. Ничем помочь не могу, я уже обещал. Звони позже. Пока.

— Пока.

Удрученный Алексей опустил трубку, ощущая, как расползающиеся трещины рушащегося мира зазмеились у него прямо под ногами. От кого еще, кроме Марата, мог он ждать помощи? Обидно было еще и то, что Халиулин разговаривал с ним, как с психически нездоровым. Что ж, когда весь мир сходит с ума, самыми большими психами, значит, выглядят именно нормальные люди.

И что же теперь делать?

Откровенно говоря, Алексей даже растерялся. Он так надеялся на Марата.

Он стал перебирать приятелей и знакомых. Но ведь для того, что задумано, нужен человек очень близкий. Такой, с кем можно поделиться самым интимным, вроде наушников от плейера. Ведь делиться предстояло кое-чем еще более интимным: тайными намерениями.

В общем, нужен был кто-то такой же, как Марат. Или как…

Сначала Комов гнал от себя эту мысль. Но она снова возвращалась. Потому что другого варианта он не находил. Так сложилась жизнь. Он, конечно, не имеет права подвергать тех, кого любит, риску. Одно дело — Марат, он все-таки профессионал. И совсем другое… Но и терять время он не имеет право. Слишком важные вещи стоят на кону. Так сложилась жизнь…

В очередной раз всё доказав себе, Комов окончательно понял: так сложилась жизнь, и поднял трубку.

— Лиза, то, что я сейчас скажу — предложение, от которого ты вполне можешь отказаться.

— Необычное начало, — сказала она.

— Необычное. Знаешь, почему?

— Почему?

— Потому что для того, чтобы вырос красивый хвост, нужна целая жизнь, а чтобы потерять его, достаточно одного неловкого движения.

— Ты хочешь предложить мне рискнуть моим большим красивым хвостом?

— Я не предлагаю. Я просто хочу кое-что изложить.

— Можешь не излагать. Я уже согласна.

— Ты хотя бы послушай!

— Зачем? Не хочу, чтобы ты потом говорил: от тебя, как от черешни — удовольствия много, а пользы никакой.

Комов вздохнул — кажется, тяжело, но со стороны могло показаться, что — облегченно.

Давай я все-таки расскажу. Это же не просто прогулка, а прогулка со взломом…

— Заходи.

Комов с омерзением зашел.

— Ты что — не готов?

— Готов. Щас вискаря в радиатор залью — и поедем.

Корявый согнал со стола кота и налил полстакана.

— За мать-удачу!

Он хотел налить еще, но Комов задержал наклонившуюся бутылку.