— Извини за беспорядок, не успел еще обустроиться, — сказал Цаплин Мишке (тот кивнул, извиняя).-Открою тебе секрет: скоро здесь разместится возрожденный Институт генетики. Представляешь: институт на весь Кремль! В Большом дворце, будет дирекция, а во Дворце съездов — лаборатории. Отныне здесь будет царство гения!.. Понимаешь?
— А люди где? — спросил Мишка.
— Будут сначала, конечно, какие-то люди, — сказал Цаплин. — Ровно столько, сколько нужно… Видишь, я уже начал расставлять свои приборы. Здорово?
— Разве хорошо, что всё пусто? Что весь Кремль пустой?
Цаплин наклонился, и его глаза придвинулись близко-близко к Мишкиным:
— Хорошо!
— Почему?
— От людей только страдания, Миша. Государство, общество, человечество… — он неприятно засмеялся. — Не верь, когда тебе будут говорить эти глупые слова. Все… все сволочи. Че-ло-ве-чес-тво — какое отвратительное слово! Они — человечество, а я — профессор Цаплин!
Он притянул Мишку еще ближе к себе.
— Главное — будь талантом и покажи всем свиньям, которые презирают талант… Ты им покажешь?
— Покажу, — кивнул Мишка, чтобы уважить хозяина.
— Я тебе оставлю всё… весь мир. Хочешь?
Мишка оглядел кремлевские пустоты.
— Ладно. Оставляй.
"Приглашу чуфанов, погоняем тут…"
Он вдруг увидел, что в стеклянной банке на столе шевелится что-то многоногое и противное странного медового цвета.
— Что это у тебя за гадость?
Цаплин многозначительно усмехнулся.
— Это мое новое изобретение. Ты не видел настоящего живого скорпиона? — спросил он, спокойно открыл банку и сунул в нее палец.
— Живого такого не видел, — сознался Мишка, на всякий случай отступив подальше.
— Это не простой скорпион, — сказал Цаплин, наблюдая, как чудовище карабкается по его руке. — Твой папа сказал…
— Какой папа?
— Ах, да, он ведь не папа… Впрочем, неважно. Он сказал, что слышал музыку у моих мышей. Возможно, он ошибся… Надеюсь, что ошибся. Музыка, Миша, это тоска по богу. Отсюда недалеко до философии, религии, политики… коррупции, — с каждым словом голос Андреича становился все жестче. — Если это так — тогда вот эти существа заменят прежних и наведут порядок… Вы хорошо будете себя вести, правда? — спросил он, поднося скорпиона к лицу, и тот стал возбужденно щупать профессорские губы клешнями — словно целовал их.
Цаплину эти прикосновения были явно приятны.
— Брр! Ну и гадость! — сказал Мишка.
— Не надо так говорить, это представитель идеального общества.
— Да он даже разговаривать не умеет! Не то, что мышки!
— Неважно! — сказал профессор строго, словно учитель математики Гелий Львович. — Ты еще ничего не понимаешь!.. Впрочем, в твои годы я тоже был глупым…
— А зачем обзываться-то? — сказал Мишка. — Я тебя не обзываю! А еще идеальное общество строить хочешь!
— Да, да, ты прав, — согласился Цаплин. — Извини.
— Так что же ты — всех мышек хочешь укокошить? — теперь пришел Мишкин черед строго говорить с Андреичем.
— Что ты! Я пока не собираюсь этого делать.
— А то смотри! Они тебя сами съедят! — предупредил Мишка, которому стало обидно за мышей.
— Они? — Андреич отчего-то развеселился. — Пойдем, покажу тебе еще что-то!
Он поманил Мишку за собой, прошел одну за другой несколько комнат, распахивая двери, и остановился возле железного ящика.
— Вот. Я уже говорил твоему папе… нет-нет, просто Алексею, что вижу всю шахматную доску… Здесь внутри находится вещество, в котором живет вирус. Стоит ему вырваться наружу и забраться в мышь, как он сразу набрасывается на ДНК. Ее пружиночки для него — вкуснейшая, нежнейшая еда. Вроде пирожного…
— Мороженого, — поправил Мишка.
— Мороженого, — послушно повторил Андреич. — Он так и выискивает: где бы еще это лакомство найти? Откусывает от ДНК целые куски — и те в панике дают клеткам мозга сигнал к саморазрушению… А вот здесь, — Андреич показал на свою руку возле запястья, — у меня вшит приборчик… индикатор, который посылает сообщения этому ящику. Если мой пульс вдруг остановится или если я сам нажму на приборчик, где надо и как надо, — ящик услышит и выпустит вирус. И тогда все мыши, Михаил, если они вдруг перестанут меня слушаться, будут крепко наказаны… А замена им уже есть, ты видел.
— И все-все мышки погибнут? — спросил Мишка.