Потом оказалось, что это не совсем справедливо. На самом деле они не то, что не умеют строить, а не слишком-то любят. Если есть возможность где-то примоститься — они ее используют, а строят только по очень большой необходимости.
Как, согласно местным легендам, строили крепость Большого Босса. Хотя я потом узнал, что легенды, как и во всех других мирах, имеют тут довольно шаткую основу из реальных событий.
Мы шли и шли — наверное, весь город прошли по подземной трассе. Времени под землей не чувствуется, но у меня уже ноги ломило, когда мы мимо каких-то мастерских, где гудели вентиляторы, дошли до конечной станции. Потом вылезли в депо, где мышки жили в ржавых вагонах, очень здорово там все устроив — и через люк спустились куда-то ниже.
Вероятно, это были некие технические коммуникации. Там оказалось темно, как в ящике, очень пыльно и узко — я, раскинув руки, касался стен пальцами. Мышки тут оказались в лучшем положении, чем я, потому что ощущали поверхность вибриссами, а я ничего не видел. Пришлось фонарь зажечь, первый раз понадобилось. И мы по этим подземным закоулкам мало-помалу попали в место, откуда тянуло земляной сыростью и сквозняком. Пришлось лезть через пролом в стене — а за стеной, выстроенной в давние времена руками антропоидов, оказалось место совершенно природное.
Естественная пещера.
Наверное, это была городская окраина. В этом потрясающем месте природные пещеры соединялись с подземными человеческими постройками. Мы с ребятами напились из подземного ключа воды редкой чистоты — но меня предупредили, что в этом мире чистой воды куда меньше, чем грязной: Грязными Водами мышки называли очистной коллектор с проломленной стенкой, откуда все это дело в незапамятные времена вытекло и образовало подземное озеро. На побережье Грязных Вод никто старался не селиться, кроме самой уж голи перекатной или совсем отчаянных, потому что там все-таки до сих пор любой мог подцепить какую-нибудь заразу.
Но сейчас Грязные Воды остались далеко в стороне. Я понял так, что мы шли по самому краю пещер — охотничьих угодий, опасного и непредсказуемого места. Тут на стенах водилась плесень, великолепный мох, найти на котором орешки было гастрономической мечтой любой мышки, и грибы, которые частью шли в пищу, а частью могли использоваться в качестве надежного яда. Мыш рассказал, что из-за таких свойств местной флоры Большой Босс держал шестерок-разведчиков, в чьи обязанности входило пробовать потенциальную пищу первыми — а их трупы в случае провала потом никто не ел, само собой. Еще тут росли странные растения, похожие на водоросли — из их жестких волокон мышки делали себе одежду. Правда, некоторые предпочитали этим хламидам, напоминающим брезент в худшем его варианте, выделанную кожу себе подобных — но это уж как водится.
В этих местах нам несколько раз встречались мышки, которые разыскивали моховые орешки, а также сборщики грибов. С представителем последней профессии, рискованной, как саперская, я перекинулся парой слов. Он оказался веселым фаталистом, ткнул меня носом в ладонь, спросил, много ли еды в мире Больших и пожелал удачного путешествия. Я тоже пожелал ему удачи и подарил последнюю пуговицу на память. Это было всеми молчаливо одобрено.
Еще мы видели многих охотников, потому что кроме растений разной степени съедобности тут обитали насекомые. Чаще всего встречались тараканы — самая легкая, правда, незавидная добыча. Пара тараканов попалась нам по дороге, была поймана и съедена моими спутниками. Они предложили перекусить и мне, напомнив про дальний и тяжелый путь, но, когда я отказался, не стали настаивать.
В сущности, и Поэт, и Мыш не были особенно голодны — но не пропадать же добру.
Идти по пещерам мне показалось тяжелее, чем по тоннелям. И пол неровный, и сверху капает, и много таких мест, где мне, крупному существу, тяжело протиснуться. Мышки, правда, выбирали такой маршрут, чтобы я мог пройти с гарантией — но бока я все-таки ободрал и пару раз очень удачно приложился лбом об низкий свод.
Неуклюжие, все-таки, мы, антропоиды, существа. Неуклюжие и неважно устроенные. Мышки — конструкция значительно более удачная. Они в любую щель проходят, к примеру — куда сумеют голову просунуть. Туловище просто втекает, расплющивается, как пластилиновое. И мускулатура у мышек такая, что поневоле позавидуешь. Тоненькие пальчики их довольно-таки крупное тело держат на весу много часов — они могут на отвесной стене сутками висеть, а держаться только пальчиками. Нет, мне нравится. Вот, к примеру, когда мы поднимались по такой стене — я же им был просто обуза, и только: фонарь мне пристроить некуда, в темноте я не вижу, пальцами чувствую слабее, чем они вибриссами, и вдобавок за выступы в камне толком ухватиться не могу. Ну они, милые мои товарищи, забирались наверх, там укреплялись, а я поднимался, держась за их хвосты.
Я боялся, что им больно. И им действительно было не слишком приятно — они потом попросили сделать привал, чтобы хвосты полизать и почистить. Но ни единым писком не заикнулись, что я некстати навязался на их голову.
Мы отдыхали часа два — у них хвосты, а у меня ноги. А потом пошли дальше — и вскоре вышли в очень странное место.
Сначала мне показалось, что вдалеке кто-то играет на флейте, причем очень нежно и точно. Странную такую, капризную мелодию — эхо по пещере далеко разносится. И чем ближе мы подходили, тем музыка проявлялась сложнее — уже будто не одна флейта, а несколько флейт или рожков каких-нибудь. Мыш пискнул, чтобы я фонарь погасил, я думал, что буду все время спотыкаться в потемках, но вокруг заметно посветлело, потому что ядовитые грибы на стенках светились, белесым таким, желтоватым.
Мы прошли по кривому лазу, заросшему этими грибами, и оказались в довольно-таки узком зале, по которому гулял сквознячок. В зале этом было в высшей степени… чуть не сказал «многолюдно», наверное, «многомышно» — и все присутствующие там мышки слушали музыку, а кто ее исполнял, я никак не мог понять.
Мы тоже остановились на некоторое время. Завораживающее ощущение — полумрак, поганки светятся, нежная музыка с тонкими такими странными переливами, мышки вокруг нервно дышат… Я думал, мне не удастся моих ребят отсюда так просто увести, но Мыш, оказывается, туго помнил о нашей конечной цели — толкнул меня в колено, идем, мол, а Поэта укусил за ухо, дружески, чтобы тот вышел из транса.
Поэт, правда, пока эхо слышалось, все оглядывался. И им обоим потребовалось на минуточку остановиться и почиститься, чтобы привести в порядок мысли и нервы.
— А кто так играет? — спрашиваю.
Мыш фыркнул и пискнул:
— Это Пещера Ветров. Мастера делают флейты ветра. Трубки. Изгибают. Вставляют в стены. Играет сквозняк.
А Поэт вздохнул и свистнул мечтательно:
— Высокое искусство. Мелодия сложнее с каждым годом. Все совершенствуется. Каждый мастер дополняет других. Дыхание гения.
Я погладил его по голове. Я был согласен насчет гения. Мышки не честолюбивы по-человечески. У них же и имен нет по-человечески. Вот же кто-то пришел, выразил себя и ушел, а музыка осталась. Скромный анонимный автор…
Благородно. Преклоняюсь. Я бы так не смог.
А жаль, наверное.
Короче говоря, еще не доходя до Пещеры Пророка, я уже был о мышиной цивилизации очень высокого мнения. И размышлял о том, как для успешного контакта важно победить свою дурную человеческую гордыню. Люди — они же по сути своей шовинисты, они стараются в упор не признать в тех, кто им не нравится, ни разума, ни возвышенной души, даже в себе подобных, бывало… я думал, как же в таком случае рассказывать людям о мире крыс, создавших собственную уникальную культуру, и мне было не по себе. Крысы все-таки очень многим не нравятся. Я людей хорошо знаю — будут еще говорить про мышек всякие гадости, а то и наделают им гадостей… может, думаю, не распространяться особенно далеко на эту тему?