Маша задумалась. Действительно, ей трудно понять эту девочку... Но разве она сама захотела бы жить в своей деревне, где всю жизнь прожили ее мама и бабушка? Разве она не сидела дни и ночи напролет над учебниками, чтобы поступить в институт после школы? Она тоже, как и Алена, хотела жить в городе, своей, интересной жизнью, чего-то добиться, быть в этой жизни кем-то, а не просто так... Вот и выходит, что пути у них были разные, а цель одна...
– Грех красоту не использовать! – продолжал тем временем Аркаша. – Все в этой жизни что-то эксплуатируют – кто мозги свои, кто красоту...
– Ты знаешь, Аркаша, у нас во дворе девочка одна живет, Варькина подружка... Красоты неописуемой! Высокая, длинноногая, коса до пояса, а лицо – только иконы писать. Бедно живет, без родителей, с бабушкой-пенсионеркой, учится на втором курсе медицинского. Днем учится, а ночами работает санитаркой в доме престарелых, за старыми бабушками горшки выносит. Из одежды у нее – только джинсы с ковбойкой да белый халат с шапочкой. Но ты бы видел глаза этой девочки! Мороз по коже! Там такая духовность светится, такая силища! Смотришь на нее и думаешь – вот счастливый человек. А красота ее, выходит, и неиспользованной остается?
– Ну, это из другой оперы, Марь Владимирна! Вы мне еще про сестер милосердия расскажите... Способность к развитию духовности тоже не всем природой дана, только избранным! Вот у вашей девчонки она есть – слава Богу, это ее счастье. А что делать бедным Аленушкам, у которых вся духовность сводится к мечтаниям о норковой шубке, турецких пляжах да возможности красиво бездельничать целыми днями? Она, наша Алена, гораздо больше природой обделена, получается, чем ваша эта девочка! Ее за это пожалеть надо, а вы злитесь!
– Я не злюсь, Аркаша! Просто за Арсения Львовича обидно. Почему именно он должен стать жертвой?
– Да какая разница? Не он, так кто-то другой... Ну не повезло ему, что Аленина карта так пала... От судьбы не уйдешь! Значит, заслужил чем-то или обидел кого сильно, просто так в жизни ничего не бывает!
– А вы не по годам умны, юноша! Смотри, сам не наделай ошибок, адвокат ты наш, защитник бедных девушек!
– И куда ж я от них, от ошибок, денусь? Сам наделаю, сам и исправлю!
– Ну-ну...
Маша посмотрела на часы, допила остывший кофе. Открыла сумочку, мельком заглянула в маленькое зеркальце.
– Аркаша, я ненадолго отлучусь, меня человек ждет. Ты не уходи от телефона, ладно? Если меня будут искать – перезвони мне на сотовый...
– Понял, сделаю. Не дурак...
– Аркашенька, давай без фамильярностей! Это всего лишь деловое свидание!
– О чем речь, Мария Владимировна! – расплылся Аркаша в улыбке. – Я ни о чем таком и подумать не могу! Вы ж у нас категорически правильная!
– Замолчи, противный мальчишка! – улыбнулась так же широко ему в ответ уже в дверях Маша. – Уволю!
На улице стоял настоящий июньский зной. Тополиный пух нагло лез в глаза, кружился вихрем, подхваченный легким ветром, собирался белыми кучками у края тротуара. Пахло городом, раскаленным асфальтом, бензином. «Сейчас бы дождичка хорошего», – подумала Маша, подходя к зеленому тенту кафе, где за дальним столиком сидел Саша. Он поднялся ей навстречу, улыбнулся приветливо, галантно пододвинул стул.
– Вам что-нибудь заказать, Машенька?
– Нет, только минеральной воды, если можно... Так о чем вы хотели со мной поговорить, Саша?
– Даже не знаю, с чего начать...
– А вы начните с главного. Так всегда проще.
– Ну что ж, с главного, так с главного... В общем, смутил меня наш разговор, Маша, когда мы эту злосчастную грядку пололи. Я уж было думал, что все для себя решил бесповоротно и окончательно, да не тут-то было... Вы, наверное, правы: от своей любви, как от судьбы, убежать нельзя. Тяжелая ноша, да без нее еще хуже, пусто совсем, как себя ни убеждай в обратном. А тут еще письмо от жены получил. Пишет, плохо ей там совсем без меня, просит вернуться... Женское одиночество – штука очень коварная, даже социально опасная. Нужен я ей, понимаете?
– Все это я понимаю, Саша. Только объясните, при чем здесь я-то? Вам на эту тему с Леной надо разговаривать, а не со мной!
– Так в этом, собственно, и состоит моя к вам просьба, Машенька. Поговорите с Леной, объясните ей все, у вас это лучше получится, я знаю!
– Ну уж дудки! – захлебнулась возмущением Маша. – Тоже, нашли крайнего! Сами объясняйтесь! Вы делали предложение – вам самому его и назад забирать, без посредников. Это даже не по-мужски, в конце концов!
– Не могу, Маша, боюсь... Сволочью себя чувствую последней и все равно боюсь! Хотел вообще уйти по-английски, так это еще хуже получается. Маша, я вас очень прошу...
– Да не смогу я! Ну что я ей должна объяснить? Рассказать про вашу неземную любовь? Чтобы она всплакнула от умиления? Так это только в кино так бывает. Да и Ленка натура неромантичная, попадись ей под горячую руку – пошлет куда подальше! Хорошую же вы мне, Саша, роль отвели!
– Так ведь она мне еще согласия своего не давала, Маша. Я ж понимаю, что являюсь всего лишь вариантом, запасным аэродромом. Если никого лучше не найдет, тогда и я буду вроде рака на безрыбье...
– И тем не менее, Саша, вы должны это сделать сами, – твердо сказала Маша, отодвигая стакан с недопитой минералкой и беря в руки висящую на спинке стула сумочку. – Извините, у меня мало времени...
– А просто от моего имени попросить прощения вы можете? Если не хотите никаких объяснений?
– Да не нужны ей ваши просьбы о прощении, уж поверьте мне! Решили уезжать – уезжайте. Лена – женщина сильная, и не такое в жизни переживала, сами знаете...
– Ну хорошо, Маша. Простите, что отнял у вас время, – вставая вслед за ней из-за стола, грустно произнес Саша. – Прощайте, Машенька. Вы замечательный человек... И еще вот что... Не разрешайте никому называть вас Мышью! Вы вовсе не Мышь и даже не Мышонок. У вас замечательное имя – Мария. Простите еще раз за беспокойство...
Саша церемонно наклонился, целуя ее руку, еще раз улыбнулся своей грустной неуверенной улыбкой и торопливо пошел в сторону автобусной остановки. «Вот бедолага... – глядя на его удаляющуюся спину, подумала Маша. – А ведь не так уж Ленка и не права, называя его овсянкой. Ни рыба ни мясо, а именно овсянка без соли и без сахара. А каждый день есть овсянку – это не для Ленки, ой, не для Ленки! Пусть уж лучше копченой колбасой питается. Без гастрита тут не обойтись, конечно, но ничего, ко всему можно привыкнуть...»
– Аркаша, мне кто-нибудь звонил? – с ходу задала вопрос Маша, медленно выравнивая дыхание. В свой кабинет на пятый этаж она поднималась чуть ли не бегом, ругая свою проклятую уступчивость: «Не надо было ходить на эту дурацкую встречу! Нажила себе лишнюю головную боль. У меня ее и без Сашиных проблем хватает. Тоже мне, нашел Мату Хари...»
– Нет, Мария Владимировна, вам никто не звонил. Вас искала толстая такая тетка из бухгалтерии, все время забываю, как ее зовут... А еще приходили ребята-менеджеры, хотели спросить у вас про Арсения Львовича.
– А почему у меня?
– Ну вы ж друзья, все же знают... Его четвертый день на работе нет, а время народу зарплату платить. Святое дело. Арсений Львович в этих делах мужик принципиальный, за что и любим...
– Нет, Аркаша, я и сама, как видишь, не в курсе дел.
– Так вы к ним могли бы домой съездить. А вдруг что-нибудь случилось?
– Не пугай, Аркаша, я и сама боюсь, не знаю, что и думать. Слушай, а как Алена вела себя эти три дня, пока меня не было? Никуда не отлучалась? Ты ничего странного не заметил? Прости меня Господи, старую сплетницу...
– Как сплетник молодой отвечаю. Наша секретарша была напряжена до последнего предела, по-моему. Как будто ждала чего-то. Гавкала на всех, и валерьянкой в приемной часто попахивало... Вы думаете, она его убила, а труп под столом прячет?