Пролистав несколько страниц, дед Мошкин отложил брошюрку.
Года полтора назад он повел внука в ведомственную поликлинику, к которой был прикреплен пожизненно.
– У вашего родственника редкая форма амнезии, вызванная шоком и травмой черепа, – сказал ему майор медицинской службы. – Вам просто повезло, что у него вообще сохранились способность распознавать речь. Вы, товарищ подполковник, побольше с ним общайтесь. Существует возможность ремиссии, но не исключено, что он так и останется…
Он хотел уже добавить «идиотом», но пожалел сникшего ветерана. Тот был совершенно не готов к главному испытанию в своей жизни.
– Да куда ж мне с ним теперь? – растерянно произнес дед Мошкин. – Он девять классов закончил на год раньше сверстников. Он, между прочим, подавал такие надежды! У парня были такие выдающиеся способности к компьютерам…
Но врач – немолодой чисто выбритый мужчина – лишь покачал головой в белой шапочке:
– Забудьте об этом. Я вам выпишу справку во ВТЭК для оформления инвалидности. Если вам трудно его дома держать, устройте его в какое-нибудь ремесленное училище, или колледж по-нынешнему. Там им льготы дают за инвалидов, так сто его возьмут. Да, чуть не забыл!
Он перестал писать и серьезно посмотрел на Мошкина:
– Постарайтесь развивать его память. Пусть побольше заучивает наизусть. Стихи какие-нибудь. Хоть Бродского какого-нибудь, хоть Пушкина.
Золотая ручка снова резво заскользила по разноцветным листочкам. Мошкин понял, что теперь должен пожизненно исполнять свой приговор.
Психиатр, наконец, закончил писать и протянул ему справку:
– Желаю Вам успеха, товарищ подполковник! Не унывайте! У вашего внука могут совершенно неожиданно открыться новые способности. Ведь у него такая звучная фамилия, – он улыбнулся уголком рта и похлопал пациента по плечу: – Давай, Иннокентий, не подводи деда!
Вспомнив тот разговор, Анатолий Кузьмич снова тяжело вздохнул, а потом достал из секретного конверта две тысячные бумажки. Затем он неторопливо оделся и вышел из дому, даже не позавтракав.
8
На следующей перемене Тонька подошла к Коршунову и, взяв его под локоток, отвела в сторону.
– А ты крутой, Никитос! – с лукавой улыбкой сообщила она. – Здорово ты вчера того мужика отделал!
Заметив синяк на его скуле, она состроила жалостную мордочку:
– Бедненький! Болит?
– Отстань! – Никита не слишком вежливо дернул плечом.
Тонкая не поняла:
– Ты чего?
– Ничего! Тебе бы только развлекаться! Ты хоть понимаешь, что я под статью могу попасть? Мне же уже восемнадцать!
Тонкая не понимала:
– За что?
Она смотрела на него, по-детски вскинув аккуратно выщипанные брови:
– Ведь ты его не убил!
– Ага, ты все у нас знаешь, продюсер хренов! – в сердцах воскликнул Никита и тут же осекся. – Ладно, Тонь, проехали. Ты, короче, забудь об этом, оки? А если тебя вдруг кто-то спросит: «А чем это ты занималась после колледжа в понедельник?», то скажи, что поехала домой. Домой, поняла?
– Ну, если ты так хочешь…– протянула она. – Но кто меня так может спросить? Не Аннушка же!
Никита вдруг снова нахмурился и, оглянувшись по сторонам, потянул ее за лямку рюкзака:
– Дай мне свой планшет!
Тонька возмутилась от такой наглости и резко отдернула полосатый рюкзачок на себя:
– Зачем он тебе? У же тебя свой есть!
Но Никита не сдавался. Убедившись, что их никто не видит, он ухватился за хвост неизвестного животного, пристегнутый к полосатому рюкзаку.
– Отдай на шесть секунд!
– Зачем?
Тонька уворачивалась, как пантера, но в глазах Коршунова больше не было ни капли вчерашнего интереса к девочке с малиновыми волосами.
– Слушай, кончай дурочку валять! – строго сказал он. – Вадик все снимал вчера на твой планшет. Дай мне, я убью этот файл.
Но Тонька лишь оскалила ровные крупные зубы и, точно дикая кошка, выгнула спину дугой. Потом она резко рванула рюкзак и побежала от своего преследователя, грохоча по коридору своими полуармейскими сапогами на толстой подошве.
Никита на секунду растерялся, но тут раздался звонок, и ему навстречу выбежала целая орда первокурсников. Он погнался было за Тонькой, но ему преградил путь сам директор Скрягин.
– Коршунов, стоять!
Никита инстинктивно повиновался.
– Ты что, совсем рехнулся? Вот, подожди до апреля – на плацу побегаешь! А теперь быстро в класс!
Обескураженному Никитосу ничего не оставалось, как поплестись в аудиторию, сжимая к кулаке Тонькин меховой хвост. Вид у него был воинственный: он решил потеснить Брееву и сесть рядом со своей вчерашней симпатией. В классе, однако, Тоньки не оказалось, и ему пришлось занять свое обычное место слева от Костяна.
Урок правоведения шел своим чередом, когда он получил от СМС-ку от Тоньки: «Приходи ко мне сегодня. Будем снимать клип с танцем живота». Он тут же поднял руку и попросился в туалет.
В поисках беглянки он обошел все три этажа, но везде было пусто. Наконец, он заметил знакомый черно-розовый свитер под лестницей, возле гардероба. Она сидела к нему спиной и, по всей вероятности, слушала музыку, мотая головой в такт.
– Эй, ты чего не на паре? – строго спросил Никита, вынув из ее уха одну из затычек.
Полосатая кошка хотела вырваться, но увидев, что путь к отступлению отрезан, прижала к груди розовый планшетик:
– Я уже все стерла, правда!
Коршунов недоверчиво посмотрел на нее и уселся рядышком на подоконнике:
– Да ладно, Тонь, не парься. Я тебе верю. Правда!
– Да ладно! – буркнула она в ответ и снова засунула в ухо динамик.
К Никите вдруг вернулась прежняя нежность. Ему захотелось взять обеими руками это бледное личико и долго-долго целовать малиновую макушку и зеленые глаза.
Но вместо этого он лишь дурашливо протянул:
– Ну, спасибки тебе!
Тонька подвинулась к нему и, вынув правый наушник, засунула ему в левое ухо:
– Класс, правда?
Они просидели бок о бок минут пять, слушая какой-то идиотский рэп. Никита с замиранием сердца вдыхал запах ее волос – какой-то по-девчачьи сладкий. Он аккуратно прильнул к ней, положил ей руку на талию и закрыл глаза. Ему вдруг почудилось, что они лежат вдвоем к гамаке и слушают шум прибоя.
Но Тонкая, казалось, не замечала его расположения. Она не отталкивала его, но по-прежнему двигалась всем телом под ритм музыки. Никите это, наконец, надоело и он вынул наушники – и из своего, и из ее уха:
– Ты мне про какой-то танец написала.
Тонкая соскочила с подоконника:
– Ну да. Танец как танец. Его на востоке танцуют. Или даже на юге. Мы с одной девчонкой в студию ходим.
Никитос с интересом поглядел на полосатую хищницу:
– И что, ты хочешь, чтобы я тебя поснимал?
Она пожала плечами:
– Ну да. Если придешь часов в семь, я как раз освобожусь.
Никита сглотнул слюну.
– Ладно, – лениво протянула Тонька. – Я пошла. Преподу скажи, что у меня живот заболел. Помнишь, где я живу?
Никита кивнул с деланным равнодушием. Еще бы он не помнил! В своих снах он уже столько раз проделывал этот путь.
– На, прицепи, – протянул он оторванный хвостик, и Тонька ловко прицепила меховой аксессуар к черно-белому рюкзачку.
Глядя, как она выходит из здания и идет по аллее парка, Никита вдруг совершенно забыл о вчерашнем происшествии и сегодняшних опасениях. Перед его глазами были пальмы, море и загорелый Тонькин живот. Он подумал, что снимать надо будет в замедленном темпе. Ему совсем не хотелось возвращаться на лекцию. От нечего делать он стал вспоминать, как снял свой первый удачный ролик.
Недели две тому назад он остановился, чтобы сделать сэлфи на фоне одной прикольной рекламы. Он встал возле рекламной коробки и уже вынул смартфон, как тут прямо на его глазах произошла авария. Метрах в пяти от него мотоциклист внезапно подрезал легковушку. Тачка закрутилась, пошла юзом и зацепила еще пару машин. Байкер с ревом укатил, а три машины еще покрутились на дороге и перегородили целых три полосы.