Губы растягиваются в грустной улыбке, а во рту разливается горечь.
Я с удовольствием бы осталась тут, но прекрасно понимаю, что для мамы это непозволительная роскошь. И я не виню ее в этом. Она давно мечтала о своей квартире, а тут выпал хороший шанс. Хотя я буду очень рада, если с Владимиром все сложится хорошо.
Но мама та еще перестраховщица и думает наперед. Только благодаря этому ее качеству мы не остались на улице голодными и никому не нужными. Папа не спешил помочь, у него появилась другая любовь, а мама слишком гордая, чтоб просить о помощи и унижаться.
На мой взгляд, мама вполне заслужила часть того, что приобрел отец, пока они жили вместе. И для меня до сих пор остается загадкой, почему же мама не стрясла с отца половину, как и положено после развода?
Она только отмахивалась, когда я пыталась спросить ее, и говорила, что чужое ей не нужно и нужно иметь свое.
Стряхнув с себя невеселые мысли, все же начинаю собирать вещи. Как бы я ни оттягивала момент отъезда, он настанет.
Скидываю вещи и радуюсь тому, что я не поклонник мелких безделушек. Полки не завалены различными статуэтками. Только несколько медалей, которые я успела получить за недолгую спортивную карьеру.
— Кариш, Владимир приехал, ты готова?
Проверяю все ящики комода и стола. Убеждаюсь, что все нужное упаковано по коробкам. Давлю в себе грусть и пытаюсь мыслить позитивно. Смена обстановки и новое место должно пойти на пользу. Разве нет?
На меня смотрят пустые стены, на которых минуту назад висели фотографии, пустая кровать и пустой стол. Сглатываю тугой комок, но на глаза все равно наворачиваются слезы, и я шмыгаю носом как раз в тот момент, когда в комнату заходит мама.
— Ну ты чего раскисла, Кариш? — теплые объятия мамы как всегда успокаивают.
— Просто привыкла к этой квартире, — не рассказываю всех сомнений маме, — не хочется уезжать.
— Понимаю, солнышко. Но, думаю, нам там понравится.
В голосе мамы неподдельная радость, и я нагло впитываю ее. Пытаюсь успокоить бешено колотящееся сердце. Не понимаю до конца, от чего взыграли такие эмоции: от страха или от волнения?
Вытираю тыльной стороной ладони скатившуюся слезу и выдавливаю улыбку:
— Все хорошо, мам. Мы справимся.
По квартире разносится звонок.
— Тебе понравится, — шепчет на ухо и идет открывать дверь.
— Привет, красавица, — мне хорошо слышен низкий голос Владимира. — Как ты?
— Устала. Не думала, что в нашей маленькой квартире столько вещей, — отшучивается мама.
Я выхожу из укрытия.
— Привет, Карин.
Мужчина внимательно осматривает меня, словно пытается считать эмоции, но я стараюсь сохранять спокойствие, хоть и хочется сесть на пол и взвыть как маленький ребенок.
Неожиданно Владимир сгребает нас с мамой в охапку и прижимает по бокам. Я застываю, застигнутая врасплох, и, кажется, даже перестаю дышать, пытаясь справиться с шоком.
— Ну что, девчонки, готовы к воссоединению новой семьи? — усмехается мужчина.
Я что-то неразборчиво пищу, а мама тычет локтем в бок мужчине, и он притворно охает.
— Не смущай дочь, она не привыкла к таким проявлениям эмоций.
Меня тут же отпускают, и я наконец набираю в грудь воздух.
— Извини, просто сегодня целый день не мог ни о чем думать, — на лице мужчины расползается улыбка.
К этому только предстоит привыкать. Но ничего…
Я удивленно распахиваю рот, когда Владимир в одиночку начинает грузить коробки. Стискиваю зубы, чтобы скрыть шок. Вопросительно киваю маме, но она только пожимает плечом и загадочно улыбается.
Владимир без труда хватает последнюю коробку, и я уже готова побежать за скотчем, чтобы приклеить челюсть, которая вот-вот отвалится. Уверена, это не последнее удивление на сегодня.
— Ну, если что забыли, вернемся, — говорит мама и закрывает дверь.
— Возвращаться — плохая примета. Купите, если что, — твердо заявляет Владимир, на что мама только качает головой.
Мы втроем выходим на улицу и сталкиваемся с любительницей местных сплетен — соседкой с первого этажа.
— О, Настя, собралась куда? — поправляет прическу, а сама сверлит взглядом Владимира, не обращая на маму никакого внимания.
— Ага, — мама же молча берет за руку спутника и с бесстрастным лицом подходит к большому внедорожнику, — переезжаю вот.
Лицо соседки багровеет, когда Владимир пикает сигнализацией и открывает перед мамой дверь. Еще секунда — и из ушей тети Вали повалит дым, а из пасти — языки пламени.
— Подобрали-таки брошенку, — усмехается змея, и я уже открываю рот, чтобы вставить реплику.