К ее собственному удивлению, ее стало тянуть в церковь. Каждое воскресенье она приходила туда, становилась в уголок и подолгу наблюдала за службой, за прихожанами. Поборов непонятное смущение, стала молиться за здоровье близких, ничего не прося для себя. Через какое-то время набралась смелости и исповедовалась. Невероятно, но почувствовала облегчение, как будто разгрузила себя немного. Однажды, повинуясь внезапному порыву, подкараулила батюшку после службы и задала вопрос, как можно попасть в монастырь. Отец Меркурий внимательно посмотрел на бледную Таньку в изящном шифоновом шарфике на голове и пригласил на разговор.
— Недавно ходишь. Случилось что?
Танька, смущаясь и с трудом подбирая слова, начала рассказывать о себе, священник перебил:
— Помню твою исповедь. Много грехов было. Каешься хоть?
Танька понурилась. Если походы в «Глобус» с пьянством до поросячьего визга — это раскаяние…
— Ты в себе разберись сначала. К Богу надо прийти осознанно, а не потому, что просто хочешь как-нибудь изменить свою жизнь. Не греши, делай добрые дела — и жизнь твоя изменится к лучшему. А монашество — это призвание, посвящение себя всей без остатка служению Господу нашему. Думается мне, что не твое это призвание. Иди.
Танька уныло побрела домой, по дороге раздав всю мелочь нищим у церкви, хотя раньше принципиально этого не делала: считала их всех профессионалами. Придя домой, послонялась по комнатам, повздыхала, потом встряхнулась, фыркнула и позвонила «светской львице».
Прошло каких-то семь месяцев после расставания с Олегом, как до Таньки дошли слухи о его свадьбе. Женили-таки бедолагу на генеральской дочке, здоровой алчной бабище, взращенной и взлелеянной с единственной целью: выдать замуж за подходящего мальчика. Бракосочетание было на редкость пышным и безвкусным, воплощая в себе все то, о чем Олег с таким презрением и ужасом рассуждал. Невеста была высоченной, полнокровной самкой, из тех, кто, по выражению самого Олежи, прижмет грудьми к березе, и ты сдаешься. Вероятно, это делало его хоть немного счастливым, не говоря уже о его родителях. Таньку новость позабавила, не более того.
Сама же Татьяна пошла вразнос. Она оправдывала свое всеядие желанием заиметь ребенка, при этом рискуя элементарно подхватить что-нибудь венерическое. В ее гареме, как она это называла, теперь значились: старый знакомый — развеселый Виталик Манкель, новый знакомый — женатый «оборотень в погонах», богатый гибэдэдэшник Костя, также эпизодически присутствовал обветшалый «богемный лев» Федорков, доставшийся в наследство от остепенившейся Светки, и совсем недавнее приобретение — смазливый двадцатилетний работник бензозаправки Димон, который обаял тридцатилетнюю Таньку полным отсутствием денежных средств и комплексов по этому поводу. Он смотрел на свою взрослую подругу со смесью неприкрытого вожделения и благоговейного любопытства, порожденного ее несомненными (в сравнении с собой) ученостью и изысканностью. Интерес был, конечно же, и меркантильный: Татьяна водила его по ночным клубам, платила за выпивку, бильярд, боулинг, даже пару раз давала немного денег с собой. Эти деньги он тратил потом в дешевых кафе на своих юных подружек и демонстрировал им свои беспорядочно нахватанные от Таньки знания, вызывая девичье сексуальное возбуждение.