Значит, будем целоваться! С Луи — так с Луи!
Но целоваться с Луи не хотелось. Хотелось в комнату, скинуть жмущие туфли и плакать. А Луи… Он так настойчив. И руки у него везде лезут… За гобеленами темно и душно, а он настроен целоваться, и надо что-то решать…
Внезапно гобелен отлетел в сторону, и Кристина увидела взирающего на них…
ПИТЕР?! Он-то здесь что делает?!
— И что здесь происходит?
Парочка в нише застыла. Первым отмер Луи.
— Кристина приболела…
— И ты ее лечишь.
Сарказм! Вечный друг Питера Девенпорта!
— Нет. Я провожаю ее в комнату.
— Вот как! В этот раз вас поселили за гобеленом?
Это уже ей.
Матерь Божья, помоги мне не начать истерически смеяться. Молчать. Надо просто молчать.
— Нет, сэр. Мы не селим гостей за гобеленами.
Молодец, Луи, держит оборону.
— Вы им их демонстрируете… с обратной стороны.
Питер смотрел только на Луи.
— Значит, так, молодой человек. Вы сейчас возвращаетесь в обеденную залу, и мы, так и быть, забываем об этом… инциденте. А леди до ее покоев провожу я.
«Леди»? «Покоев»? Три ха!
— Но, сэр…
— Идите. И никто не узнает о вашем недостойном джентльмена поведении.
Склонив голову, Луи вылетел из ниши и поспешил в сторону обеденной залы.
Теперь взгляд Питера был направлен на Кристину:
— Что же касается вас, то вы должны понимать, что прятаться с юношами за гобеленами порой небезопасно и чревато…
ЧТО?! Он собрался меня отчитывать??? Да кем он себя возомнил?!
Кристина отрыла рот и поняла, что злость придала резвости только ее ногам, язык же, в противоположность, слушаться хозяйку отказывался.
Значит, ноги.
Подхватив платье, она припустила по коридору в сторону своей комнаты.
Ей вдогонку понеслось удивленное:
— Мисс Линли?..
Только добежав до комнаты и заперев дверь, Кристина поняла, что Питер Девенпорт испортил ее первый поцелуй.
Сассекс, поместье Солсберри, 3 ноября, 11:00
Выглянувшее солнце застало Питера в жутком состоянии — как духа, так и тела. Вчера после происшествия в коридоре он решил не возвращаться в обеденную залу, пойти к себе и, пользуясь отсутствием Дженни, надраться. В полночь, к ее приходу, он был уже в том состоянии, когда мог только смотреть на нее сквозь стакан и мрачно улыбаться собственным мыслям.
«Инцидента», «недостойное джентльмена поведение»… Дебил!..
Но лучшее, что я мог сказать, впервые за четыре года заговорив с ней, это «прятаться с юношами за гобеленами порой небезопасно и чревато».
Серьезно?! Да ты бы отдал половину своего состояния за то, чтобы самому постоять с ней за тем гобеленом. Или за чем угодно… Кретин! А она сбежала от тебя, как от чумного. И правильно сделала — о чем с тобой говорить, с придурком?..
Утром рано проснувшаяся Дженни начала задавать неудобные вопросы, и Питер быстро свалил от нее сначала в душ, а после вниз, завтракать.
Традиции в этом доме чтили, и потому завтрак был накрыт в соответствии с протоколом многовековой давности: буфет был заставлен блюдами с яичницей, жареным беконом, сосисками и картофелем, не говоря уж о тостах, многочисленных видах джема и масла и, конечно же, поридже — овсяной каше. Гости самостоятельно набирали еду в тарелки и садились за большой общий стол. Лакеи занимались всем остальным — от напитков до столовых приборов и особых пожеланий.
На часах было около одиннадцати, большинство гостей уже успели позавтракать и разойтись по комнатам, чтобы составить планы на день. Столовая была почти пуста, и Питера это очень устраивало. Кофе. Сейчас ему нужен был только кофе. Он сел за стол, и лакей тут же поставил перед ним двойную порцию эспрессо без сливок и сахара. Питер поблагодарил осторожным кивком головы и сделал первый глоток.
Кайф. Это был ни с чем не сравнимый кайф — вот уж действительно «живительная влага». Питер допил чашку и поднял глаза, высматривая лакея — ему требовалась еще доза кофеина, и остолбенел — напротив него, не мигая и смотря ему прямо в глаза, сидела собранная и очень серьезная Алана Линли. Питер напрягся. Он почему-то сразу понял, что она явилась по его душу.
— Доброе утро, милорд.
Питер кивнул Алане и опустил глаза, заметив, что лакей поставил перед ним новую порцию божественного напитка. На сей раз пил он медленно, не столько смакуя кофе, сколько растягивая его, понимая, что занятый рот часто спасал людей от многих бед и сожалений.