Летом Ксюнька старалась как можно меньше времени проводить дома, работая в хлеву или в огороде. От тяжелых ведер болели руки, а ладошки были сплошь стерты до крови от прополки. Когда бабка Галя была трезвой, Ксюнька без страха приходила в дом ночевать. Спала она на отдельной кровати за выгородкой из пары шкафов, тогда как Михряй предпочитал удушливое тепло печки.
По получении пенсии бабка стала регулярно уходить в запои, тянувшиеся порой почти неделю. Тогда Ксюнька ночами пряталась на чердаке сарая, в подвале, в крапиве за домом или зарывалась поглубже в сено, надеясь, что Михряй ее не найдет. Иногда ей это удавалось, и можно было спокойно жить до следующей ночи. Но чаще всего – нет. Чем дольше брату приходилось ее искать, тем сильнее он злился, и тем больнее потом бил кулаком в живот, стараясь не оставлять лишних синяков на тощем теле сестры.
В очередной раз она лежала распластанная и заплаканная на чердаке, не в силах даже прикрыть свою наготу после ухода брата, когда, прячась от дождя, в не заколоченное чердачное окошко залетела мышь. Привлеченная теплом неподвижного тела, мышь переместилась Ксюньке на живот, задев мягким кожистым крылом маленькую белую девичью грудь. Дрожащей рукой, медленно, стараясь не спугнуть, Ксюнька погладила меховое тельце зверька, горько заплакав оттого, что мышь была единственным живым существом, проявившим к ней нежность.
Мышь, ласково прозванная Мышкой, осталась в доме. Ксюнька незаметно носила ей молоко и пойманных в сарае слепней. В редкие свободные минуты, когда Михряя не было дома, Ксюнька поднималась на чердак, брала Мышку в руки и мечтала, что рано или поздно Мышка превратится в настоящего вампира, как в кино, которое однажды она видела по телевизору у соседей. Вампир обязательно отомстит за нее Михряю и заберет жить в светлый, чистый, красивый, теплый дом. Она даже пробовала как-то напоить Мышку собственной кровью, специально порезав руку у плеча, но та отказалась.
Зимой стало только хуже. Прятаться было почти негде. Все округа недобро косилась на Ксюньку, а парни посмеивались, вероятно, зная о приставаниях Михряя, но еще не отваживаясь предложить заменить его разок-другой. Бабка спивалась окончательно, а мышь все не превращалась в вампира.
Однажды, намывая кухню, в большой щели между досками в полу за массивным столом Ксюнька обнаружила старую вилку с отломанными зубчиками. Выкинуть двузубую вилку было жалко, а использовать негде, поэтому Ксюнька отнесла трофей на чердак к Мышке, где под не приколоченной доской уже хранились засушенные цветы и несколько найденных красивых фантиков от шоколадных конфет. Мышь так и жила под крышей, временами перелетая из одного угла в другой. Укол двузубой вилкой напомнил Ксюньке укус долгожданного вампира, и она смело, не особо страшась боли, проколола ей шею, предварительно обеззаразив железку бабкиной водкой.
Шею от посторонних глаз пришлось замотать мамкиным шифоновым цветастым шарфиком, но Ксюньке это казалось даже красивым и немного таинственным. Тетки в деревне смеялись, а она лишь улыбалась в ответ, воображая себя избранной.
Бабка Галя была в бане, когда Михряй подкараулил Ксюньку в доме посреди бела дня и потащил в кровать. Сорвав с шеи шарфик, он удивленно уставился на воспаленные ранки:
- Что это за хрень?
- Это укус вампира. Отпусти или он прилетит и загрызет тебя насмерть!
Ответить Михряй не успел, подскочив от неожиданного удара по спине. В проеме стояла разгневанная бабка Галя с ухватом в руках.
- Ах, ты, суконец, выродок проклятый! Ишь чего удумал, девку портить!
Ксюнька шустро прошмыгнула у Михряя под рукой и поспешила спрятаться за спиной старухи.
- Не лезь, карга старая! – Михряй выхватил из бабкиных жилистых сухих рук ухват и с силой ударил ее кулаком по лицу. Бабка упала навзничь, ударившись головой об пол, и потеряла сознание. Ксюнька взвизгнула и бросилась было прочь, силясь сбежать от озверевшего брата. Михряй переступил через бесчувственное тело бабки, подобрал шифоновый шарфик и в два счета настиг девчонку, затащив на чердак.