Крысёнок поднимается по металлической подвесной лесенке на этакий подвесной балкончик. Видимо, когда коллектор работал, здесь находились помещения обслуживания, механизмы и, быть может, комнаты для персонала. Я поднимаюсь за крысёнком — и вдруг из дверного проёма, не закрытого дверью, на меня прыгает крыса.
Меня спасает только реакция. И его — реакция: я шарахаюсь в сторону, а он успевает как-то удержаться у ограждения, не перелететь и не навернуться вниз. Я прижимаюсь спиной к стене, готовый пнуть его ногой; здоровенный жилистый крысан стоит, согнувшись, в позе атаки — и тут крысёнок пронзительно и яростно пищит.
Крысан, щерясь, наблюдает за мной — игнорирует крысёнка полностью. Вокруг начинает собираться стая, они выбираются из самых удивительных мест — и я понимаю: пришли. Можно попробовать убить одного атакующего, может — двух, но меня задавят массой. Собираюсь драться насмерть, понимаю, что шансов нет вообще, нет времени даже пожалеть… и тут крысы с писком кидаются — на своего, на нашего врага.
Впервые я вижу, как крысы жрут кого-то заживо — обычно мы находили уже остатки таких обедов. Мне показалось, что жил бедолага не больше полминуты, а через пару минут от него остались только пятна крови на бетоне, кости и почти начисто ободранный череп.
Мой крысёнок пронаблюдал, стоя рядом со мной. Его это действо, похоже, не напугало и даже не особенно удивило.
— Жесть, мерзость, — говорю я и кашляю. Крысы с окровавленными мордами сидят полукругом и смотрят на меня. — Почему? Что случилось… Зузу?
Крысёнок поднимает взгляд.
— Мы идём к Королю. А он знал, я предупредил. Я же сказал вам: вы в безопасности… если без пистолета. Теперь нас проводят.
Впервые в жизни мне хочется погладить крысу. Скажем, по взъерошенной шерсти на голове, между ушей. Но я сдерживаюсь: не знаю, как на это посмотрят и сам крысёнок, и его сородичи.
Но он прав: нас провожают. Вернее, у меня такое чувство, что передают по эстафете, от одной стаи крыс другой. Мы всё время окружены. Я чувствую себя, как посол с почётным эскортом.
От крыс, наверное, несёт ужасно, но я принюхался.
Сейчас трудно сказать, какие подземные чертоги я себе представлял, когда слышал или говорил про Крысиного Короля. В особенности — про Истинного Короля. Ничего конкретного, конечно, но — какая-то смутная роскошь. Смешно.
Потому что этот самый чертог — машинное отделение насосной станции.
Какая-то металлическая и бетонная штуковина — ни малейшего представления не имею, для чего этот механизм — накрыта вишнёвой бархатной портьерой. И на этом бархатном покрове стоит Корона. Та самая, которую, предположу, Машка сбила с головы того, другого. Корона сияет. Реально сияет. От этого света в мрачном помещении светло — свет белый и голубой, он дробится бликами, каплями и перьями, дрожит на бетонных сводах и каких-то пыльных конструкциях, но глаза не режет и не слепит. Притягивает взгляд.
Сразу ясно, что — драгоценная вещь. И магический артефакт, вероятно. Особая крысиная магия: упала — и пропала, и вот, объявилась здесь. Символ довольно-таки кошмарного могущества крысиного народа. Зубчатый венец из переливающегося, мерцающего, живого света. Фантастика…
— Налюбовался, человек? — слышу я из сумрака.
Голос крысы — резкий и писклявый. Его хвостатое величество. Успеваю удивиться, почему это великая крысиная корона не возложена на чело, а вот так украшает собой какой-то насос для нечистот.
И тут же понимаю, почему.
Король сидит не в кресле, а на небольшом продавленном диване. Неловко, потому что удобно сидеть, похоже, он — они — не могут вовсе.
Я с ужасом вспоминаю, что их Истинный…
Да, как ему… им… носить эту корону — непонятно.
Хотя — быть может, на той голове, которая выше всех, потому что у неё есть подобие человеческой шеи. Ещё две — без шей, прямо на плечах. Четвёртая голова — скорее, не крысы, а крысёнка, меньше прочих — торчит из широченной грудной клетки.
У них на всех только две ноги, а руки — три: одна скорченная ладонь растёт из рёбер под четвёртой головой, недоразвита и, кажется, ею пользоваться нельзя, а две — нормальные. И хвоста — два, один — длинный и гибкий, как хлыст, длиной метра полтора, в бело-розовой, почти перламутровой чешуе и белёсых щетинках, а второй — недохвост, худосочный хвостик с полметра, не больше.
К тому же это — белая крыса. Вернее, крысы: головы крыс-альбиносов, с рубиново-красными глазами, а вместо шерсти — почти человеческие волосы, белые, как молоко. А взгляды всех голов — разумные и цепкие, ведьмачьи взгляды. Недобрые. Только у маленькой головы — некое подобие насмешливой ухмылки.