Вина Игоря за смерть Хамиду, по-видимому, не является главным, что в итоге заставляет его бросить вызов отцу и спасти Аситу (да и не стоит этого ожидать). Главным побудительным мотивом для него, по-видимому, является тревога перед перспективой, которую отец готовит для Аситы. Почему так? Ведь это фильм, в котором внутренние состояния героев раскрываются только через их поступки и эмоциональные проявления. Роджер и Игорь очень невнятны. Они редко, а то и вовсе не говорят о том, что у них на уме. Они используют язык как инструмент для достижения цели, а не как средство самовыражения и общения.
Как же зрители определяют, что именно движет Игорем наиболее сильно и незамедлительно? Во-первых, и это самое главное, есть последовательные свидетельства растущей эмоциональной способности Игоря и его растущей отзывчивости к Асите. Некоторые из этих свидетельств мы описали ранее. Во-вторых, у Игоря отсутствует самоконтроль эмоциональной экспрессии. Игорь не разжимает руки, он не леди Макбет. Он не демонстрирует ничего из ожидаемого экспрессивного поведения человека, испытывающего чувство вины, - человека, озабоченного своими проблемами и своим моральным обликом. В-третьих, братья Дарденны помогли этой интерпретации, предоставив тревожный повод для решительного разрыва Игоря с отцом. Роджер подделал телеграмму от Хамиду, в которой Асита вызывается в Кельн. Он планирует продать ее в сексуальное рабство. В этой ситуации у Игоря нет возможности зацикливаться на себе и своей вине. Он должен сосредоточиться на Асите и ее спасении. И именно это он и делает (0:57). Мы могли бы представить себе человека, зацикленного на себе, который реагирует на эту ситуацию принципиально эгоистично - проявляет ужас перед тем, что он допустил, жалость к себе и отвращение к себе, но Игорь не такой человек. Можно представить себе человека, твердо решившего выполнить обещание, поступающего так же, как Игорь, но делающего это без особых признаков растущей эмоциональной отзывчивости и углубляющегося беспокойства. Игорь тоже не такой человек.
Если наша интерпретация верна, то Игорь на протяжении всего фильма становится не просто исполнителем обещаний. Он выполняет свое обещание, но не просто потому, что он его дал, не просто потому, что считает выполнение обещания правильным поступком. Он приобретает стойкие добродетели, и эти добродетели заключаются не только в склонности к правильным поступкам. Добродетель кроется как внутри, так и вне его. В фильме это очевидно, и поэтому он предлагает надежную поддержку той или иной из трех версий теории добродетели, которые мы выделили в предыдущем разделе. Напомним, что в обсуждаемом нами варианте антитеории добродетели (1) добродетель отождествляется с предрасположенностью к правильным поступкам. Моральное преображение Игоря заключается не только в этом. А если бы и состояло, то мы бы не реагировали на него столь же позитивно. Таким образом, в фильме становится очевидным, что (1) ложно и что добродетель тесно связана со способностью к эмоциональной отзывчивости. Вспомним, как мы говорили о добродетели у Аристотеля, что добродетель - это особое состояние характера, достойное восхищения; это состояние, которое облагораживает нас и составляет суть того, что значит жить хорошей и достойной жизнью. В "Обещании" мы наблюдаем превращение Игоря из ребенка, живущего по большей части никчемной и презренной жизнью, в человека - уже не ребенка - которым мы можем глубоко восхищаться. Трансформация его характера прекрасна и трогает нас. Но также очевидно, что это преображение тесно связано с тем, как он чувствует вещи, как он их воспринимает, как он о них думает, как он их оценивает и как он в свете всего этого действует. Представьте себе, что кто-то исполняет эквивалент обещания Игоря без сопутствующей трансформации характера: вряд ли нас сильно тронет этот портрет. Это говорит нам о философской значимости. Это говорит о том, что нравственная идентичность - дело сложное и не сводится к исполнению морального долга. Добродетели являются важнейшими составляющими нашей нравственной жизни и выходят за рамки исполнения морального долга. Фильм не занимается разграничением трех вариантов теории добродетелей, рассмотренных нами в предыдущем разделе - (2), (3) и (4), - но он решительно опровергает вариант (1).