Феминистская критика кино и "парадокс испорченного зрителя"
Разговор об эмоциях и парадоксе вымысла дает нам возможность затронуть еще одну проблему - репрезентацию женщин в кино. Предположим, что для понимания кинозрительского восприятия, а особенно для получения удовольствия от фильма, важны некоторые из следующих характеристик персонажей: вуайеризм, фетишизм, мазохизм, садизм и различные другие перверсии - наряду с другими психоаналитическими категориями, такими как фантазия, проекция, интроекция, отрицание, защита, репрессия и т.д. (список можно продолжать долго). Например, Лора Малви (Laura Mulvey, 1975) утверждала, что современное кинозрительство должно быть понято именно в таких терминах. Утверждение Малви и некоторых других авторов феминистской критики кино заключается в том, что эмоциональные реакции и удовольствия зрителей зависят не от их убеждений (во всяком случае, не от осознанных убеждений), а от способности фильма вызывать и временно удовлетворять вуайеристские и женоненавистнические желания, а также желания, связанные с другими перверсиями или извращенными тенденциями.
Берис Гаут (1994: 12) следующим образом описывает позицию Малви.
По мнению Малви, мейнстримный, иллюзионистский, повествовательный фильм строится вокруг активного, скопофилического мужского взгляда. В художественном фильме мужчины активно смотрят на пассивных женщин, рассматриваемых как эротические объекты, контролируемые мужским взглядом. Мужчины двигают сюжет вперед, женщины присутствуют лишь как эротическое зрелище... Мейнстримный фильм построен таким образом, что подразумевает наличие мужчины-зрителя... его взгляд фиксируется на протагонисте-мужчине, с которым он себя идентифицирует. Если протагонист овладевает женщиной, его триумф викарно переживается зрителем. Но женщина, бессильная в качестве объекта мужского взгляда, все же способна его расстроить, поскольку как женщина она вызывает у мужчины кастрационную тревогу, доставляя ему неприятные ощущения. С этой угрозой необходимо справиться. И она преодолевается - либо вуайеристским исследованием женского тела и садистским наказанием за его телесный вызов, либо фетишистской скопофилией, превращающей ее тело или часть тела в фетиш для отсутствующего фаллоса... Оба ответа возвращают женщину к ее импотенции, переписывая ее в фильме в "то, на что надо смотреть", и мужская гегемония восстанавливается. Феминистский ответ очевиден: теория должна разоблачить и уничтожить порочные удовольствия иллюзионистского повествовательного кино; практика должна создать альтернативу, рефлексивное кино, которое разоблачает мужской взгляд в его женоненавистническом доминировании.
Верно ли утверждение Малви, и в какой степени оно верно, в значительной степени зависит от того, верно ли психоаналитическое представление о зрительском отношении, которое, в свою очередь, зависит от того, в какой степени психоанализ верен. Оставляя в стороне важный вопрос об истинности концепции Малви, мы хотим исследовать последствия такой концепции не только для природы зрительского отношения, но и для будущего кино. Если рассуждения Малви о кинематографическом удовольствии верны, то возможно ли вообще снимать фильмы, которые не подвергаются ее феминистской критике? Если Малви права, то есть основания полагать, что невозможно ни "уничтожить порочные удовольствия иллюзионистского повествовательного фильма", ни создать альтернативу, поскольку эти особенности будут рассматриваться как (более или менее) неотъемлемые для кинематографического удовольствия и зрительского восприятия.
Критика Малви может быть отчасти основана на ошибочном представлении о том, что все формы вуайеризма, садизма, мазохизма и фетишизма нежелательны. Некоторые формы являются таковыми, но не все. Все зависит от того, наносят ли они вред себе или другим, доминируют ли, например, в психике человека, подрывая отношения, как это иногда утверждается в порнографии. Так называемые порочные удовольствия иллюзионистского повествовательного кино, на которые обращает внимание Малви, могут быть столь же необходимы любому альтернативному кино, как и нынешнему. Это не означает, что женоненавистнические и эксплуататорские черты кино должны быть разоблачены, и что новое кино может и должно пытаться избавиться от них. Но если в природе зрительского восприятия доминируют подобные удовольствия, то как от них избавиться, не лишив при этом кинопривлекательности? Назовем эту головоломку "парадоксом развращенного зрителя".