Наконец все зрители расположились полукругом, в несколько ярусов, на склоне перед сценой – ровной площадкой в центре ложбины. С трёх сторон сцену окаймляли сосны, а занавесом служило рваное полотнище тёмно-красного парчового бархата, подвешенное к двум деревьям. Мышонок с отцом и вся маленькая труппа выглядывали из-за него, рассматривая зал.
– Аншлаг, – с удовольствием отметил Ворон. – Значит, всё же есть место Искусству в наших лугах! Неподдельная потребность налицо.
– Вопрос только, в чём она – эта потребность, – вздохнула Ворона. – Будем надеяться, что в «Последнем видимом псе».
Скворцы, препроводив по местам последних посетителей, выпорхнули на сцену исполнить увертюру, и весёлая музыка полилась над лугом в свете луны. Зрители завздыхали, усаживаясь поудобнее, а Ворон выступил на авансцену и отвел крылья за спину, готовясь принять аплодисменты.
– Благодарю, – промолвил Ворон. – Благодарю. Как вам известно, «Последний карк моды» зарекомендовал себя на благодатной ниве искусства с самой лучшей стороны и с честью удерживает эту высокую репутацию дольше, чем большинство из нас пожелает дать себе труд припомнить. Мы представляли вам всё – от классических драм до хористок; мы всегда стремились идти в ногу со временем и нести в массы искусство высшей пробы, свежее и оригинальное. – Он выдержал паузу и самым торжественным тоном продолжил: – Сегодня мы намерены поддержать эту добрую традицию. Предлагаем вашему вниманию последнее достижение одного из самых серьёзных и основательных мыслителей нашего времени. Экспериментальный театр «Последний карк моды» с гордостью представляет пьесу глубокоуважаемой Серпентины – трагикомедию в трёх актах «Последний видимый пёс».
Сквозь шум аплодисментов послышались стоны разочарования. Опоссум беспокойно заёрзал и шепнул жене:
– Боюсь, на этот раз он не шутит.
– Главное – не захрапи, – отозвалась его супруга, а скворцы между тем подняли занавес, явив публике две большие ржавые банки из-под грейпфрутового сока, в которых сидели Ворон и Ворона, прикрыв головы чёрными крыльями.
Скрипучий голос Эвтерпы зазвучал за сценой:
– Тина, ил, грязь, отбросы и водоросли. В центре сцены стоят две консервные банки, полузанесённые илом.
Возмущённый зритель-хорёк вскочил с места и, сверкнув белозубым оскалом, взвизгнул:
– Сами смотрите свою чушь! Нам тут не надо этой вашей новомодной похабщины!
– Покажи им, Альф! – крикнул кто-то из его дружков, и низкий глухой ропот прокатился в толпе.
Ворон и Ворона, как полагалось по роли, высунули головы из банок. Кролик-Греч вышел на сцену, встал на камень, прикрыл лапой глаза и, надеясь вложить в своё молчание глубокий смысл, застыл в неподвижности.
– Долой этого дутого кролика! – раздражённо крикнул из толпы дикобраз. – Синичек дав-а-а-ай! – Его соседи разразились свистом и хохотом, и какое-то время актёров не было слышно, пока Вурца не дошла до реплики: «Многочисленность псов. Многомножественность псов. Умногочисленномногость псов».
– Вот вам и пьеса! – фыркнула из зала куница. – Не многовато ли псов будет?
– Луг ещё к этому не готов, – заметил местный критик-полёвка своей супруге.
– А также кручение и виляние, – продолжала Вурца, нервно поглядывая в зал.
– Но что же виляет и крутит? – произнесла Фурца.
– Ничто.
– Они меня достали! – взревел Альф. – Вперед, ребята!
– Берегитесь! – пискнула супруга критика, но слишком поздно. Только скворцы вовремя вспорхнули из-за кулис, но Ворон и Ворона не успели оторваться от земли и исчезли из виду под лавиной хорьков, хлынувшей на сцену, а кролик упал замертво, заливая кровью сверкающий под луной снег.
– От этих бродячих трупп редко дождёшься чего-нибудь завершенного, – вздохнул критик.
– Хулиганы! – кричала Ворона, отбиваясь крыльями от наседающих хорьков. – Вы недостойны Искусства!
Ворон как бывалый актёр защищался молча и успевал даже отталкивать обидчиков от жены, но взлететь им никак не удавалось.
– Стыдно, парни! – пропыхтел он наконец. – Уймитесь! А то прямо как деревенские олухи какие-то, честное слово!
Мышонка с отцом никто не завёл – им оставалось лишь наблюдать за катастрофой на сцене, а Эвтерпа, примостившаяся над ними на ветке, сыпала ругательствами вполголоса, но вмешаться не смела.
– Сдаётся мне, это конец, – пробормотала она. – Через пару минут от «Последнего карка моды» останутся перья да косточки.