— Эта мышь хотела меня укусить! — кричал он. — Она бешеная. Это заразно!
Все люди выбежали из купе и заперли дверь снаружи.
Мы с Вильгельмом вышли из-под сидений. За дверью с прозрачным окошком толпились люди, одни мужчины, и глазели на нас.
— И что таперича делать-то? — спросил Вильгельм.
— Да пускай пялятся, — ответил я. — Может, они мышей никогда не видели. А мы пока приляжем под сиденьями и немножко поспим.
Мы опять забрались в угол и растянулись на мягком ковре. Вильгельм беспокойно ворочался с боку на бок. Я быстро уснул.
11
Attentionici Paris, Gare de VEst» [1].
— Ужо! — крикнул Вильгельм. — Идут!
И правда — в купе вошли два живодёра мрачного вида. Они вынули газовые баллончики и начали опрыскивать наше купе. Вот это и была пресловутая химическая дубина.
— Быстрей! — крикнул я Вильгельму. — За мной! Я знаю, куда бежать.
Я забрался в вентиляционную трубу. Обернувшись напоследок, я видел, как живодёры захлопнули дверь снаружи, а по купе расплывались голубоватые облака отравы.
Мы поспешно выбрались из вагона и сначала спрятались под перроном.
Когда стемнело, мы покинули вокзал.
Перед нами раскинулась широкая, ярко освещённая улица, французы называют такие улицы бульварами.
Так вот какой он, Париж — город, о котором так много рассказывал Изегрим.
— Во где рай-то мышиный, — восторженно произнёс Вильгельм.
Мы тихонько побежали вдоль стен домов. На широком тротуаре стояли столики и стулья летних кафе и ресторанов. Люди сидели на тёплом ветерке, ели и пили.
В первый же вечер мы заметили одну привычку французов, которая нас просто восхитила. Французы имеют обыкновение в любое время суток есть длиннющие булки, называемые багетами. Причём они непременно отламывают кусочки от этих багетов, а не режут ножом. Так вот эти багеты и привычка ломать хлеб созданы будто специально для мышей — ведь при такой манере, естественно, сыплется множество крошек.
— Ежели покумекать, — сказал Вильгельм, — то хлеборезки по умыслу так сделаны, чтоб нам мышам вредить.
И тут я с ним полностью согласен.
У французов есть и ещё один удивительный обычай: на десерт у них всегда сыр — самых разных сортов, вытянутый, круглый, овальный, сыр с плесенью и без, сыр с перцем, с лаврушкой, с тмином.
Названия всех этих сортов сыра мы узнали от Пьера, который подразделял их на категории: (сойдёт), (хороший), (очень хороший) и (превосходный).
Пьер был коренной парижской мышью. Мы познакомились с ним возле ресторана («Три мушкетёра»). Пьер передвигался по бульвару с величайшей самоуверенностью. Он часто повторял: «Не бежать, а шагать. Люди замечают то, что быстро движется. Но если идти спокойно, они не обратят на тебя внимания».
Так что Пьер неторопливо прогуливался среди людей от ресторана к ресторану, постоянно выискивая деликатесы — ведь крошки багетов, что сыпались на каждом углу, он считал лишь гарниром. Любимыми блюдами Пьера были паштет из гусиной печёнки с трюфелями, сыр камамбер из департамента Кот-д’Ор и оливки в красном вине. Кстати, множество таких оливок валялось на земле, так как американские туристы обычно выбрасывали их под столик, полагая, что они испорчены.
— — говорил Пьер и принимался за оливку. Это означало: «У американцев кетчупная культура».
Во всём, что касалось вкуса, Пьер был очень строг.
— Хорошему вкусу можно научиться, — частенько говаривал он. — Иначе мы бы до сих пор были простыми полёвками. — Потом он обычно добавлял: — А опасность нужно любить.
[1] Внимание, мы в Париже, Восточный вокзал. (.)
12
Париж изобиловал не только лакомствами, но, к сожалению, и опасностями. Никогда в жизни я не видывал столько кошек, сколько их было в Париже, к тому же это были самые крупные, самые быстрые и самые неистовые особи, каких вообще можно себе представить. Только в Париже я по-настоящему понял смысл мышиной пословицы: «Кошка в доме — ужас и горе».