Михаил Латышев
МЫШОНОК
I
Шилов, Зайцев и другие
1
Долго той осенью ждали снега. Его все не было и не было. Несильные морозы сковали хлябь, и когда по улицам Березовки проезжали машины или телеги, из-под хрустящей корочки лезла грязь, расползаясь по стеклу луж, по коричневой, набухшей влагой траве у заборов, которая ночью стеклянела от холода, покрывалась колючими волосинками изморози, а днем опять набухала влагой, оживающей под скупым солнцем.
Только в конце ноября выпал снег, обрадовав и удивив внезапностью — выпал он ночью, когда Березовка крепко спала. Отходила она ко сну окруженная черно-зелеными болотами и лесами, а проснулась среди непорочной белизны, которую топтать было боязно, жалко было топтать: хотелось, чтобы навсегда сохранилась эта святая белизна, нежная, как юные девичьи лица.
В тот день, когда выпал первый снег, ближе к вечеру, появился в Березовке Ванька Зайцев.
— Эй, вы, — кричал, фиглярничая, подвыпивший Ванька, — поглядите, кто приехал!
Ванька вовсю хохотал, поблескивал золотым зубом в левом углу рта (раньше у него зуба не было), щурил выцветшие, когда-то очень голубые глаза, нагло спрашивал всех, кто ему попадался:
— Не ждали? Не думали, не гадали? То-то! Я тонуть не согласен. Я всегда выкарабкаюсь на свет.
Три года назад Ваньку судили за воровство — по пьяной лавочке он забрался в сельмаг, унес четыре бутылки водки и несколько метров цветастого шелка, который потом, протрезвев, не знал куда деть и который нашли под половицами обыскивающие зайцевскую избу милиционеры. Ванька в это время сидел понуро в углу и недоумевал:
— На хрена он мне сдался, этот шелк? Че я с ним делать собирался? По глупости своровал. Честное слово, по глупости.
Один из милиционеров сказал:
— Никто не спорит, по глупости. Много совершается в жизни по глупости, но это не значит, что глупость должна прощаться. Придется тебе, милый, поучиться уму-разуму.
Когда Ваньку увозили под конвоем из Березовки, только мать да сестра Мария плакали. Только им было жалко шелапутного Ваньку. И вот он вернулся. Мать его не дождалась — полтора года назад умерла, а отца Ванька и Мария лишились еще раньше, когда ему шел седьмой год, ей — пятый. Вернулся Ванька не один — с ним приехал мужчина лет на десять-двенадцать старше Ваньки: невысокий, худой, остролицый, улыбчивей.
— Ясно, — решили березовцы, — одного с Ванькой поля ягода. Видать, в лагере снюхались. Хотя по виду не скажешь, что может такой худой и улыбчивый законы нарушать.
— Да не нарушал он законов, — утверждал Ванька. — Мы с ним на целине познакомились. Меня, братцы, после тюрьмы потянуло на целину кости размять. Дай думаю, чудеса героизма проявлю, орден или медаль заработаю, пускай в Березовке все от зависти лопнут. Вот на целине мы и сошлись. Совсем не на почве выпивки и дебоширства, как думаете вы, а потому что есть, кажется, в мире что-то, что притягивает одних людей к другим, а третьих отталкивает от четвертых. И еще потому, наверное, мы сошлись, что напоминаю я ему брата, который в оккупацию пропал. У него вся семья сгинула. Он один, как перст, на земле.
В здешних краях не рвались снаряды, не пропитывалась кровью земля, не горели избы и не выли от страха собаки, коровы и лошади, когда безжалостный огонь, треща, вздыбливался до неба, пожирая все подряд, но что такое война, Березовка знала — ее не минули слезы и боль, которые приходят с войной. Поэтому она отбросила первый поспешный вывод о мужчине, приехавшем с Ванькой Зайцевым, и стала внимательней смотреть на него, стараясь не попадать больше впросак.
Звали мужчину Шиловым Григорием Матвеевичем. С первым весенним теплом он взялся латать-перелатывать обветшавшую зайцевскую избу, день напролет пропадал в саду, обрезал засохшие ветки яблонь, привел в порядок забор вокруг запущенной усадьбы. Он заставил Ваньку устроиться конюхом в колхоз, а не бить баклуши, к чему Ванька с детства имел склонность. Сам Шилов стал работать в бригаде плотников. Руки у него оказались золотыми. Мало кто из березовцев мог соперничать с ним, когда он, сбросив рубашку, похохатывая, махал топором, очищая от коры сосновые бревна, или стругал доски, неутомимо гоняя взад-вперед новенький рубанок, купленный в конце зимы в райцентре.
Работая, Шилов обыкновенно пел, заражая и других своим весельем от работы. На первых порах стеснительно, несмело, мужики стали петь вместе с Шиловым. И как красиво это было! Как здорово! Пятеро студентов, приехавших в Березовку из областного центра на практику (фольклор собирать) ни на шаг не отходили от Шилова, а тот недовольно хмурился на их приставания, сердился, гнал прочь. И этим еще больше мил сделался березовцам: скромняга, не выпирается вперед, другие на его месте польщены были бы вниманием студентов, которые своими «спасибо» и «пожалуйста» так отличались от березовцев.