— Что я вам сейчас скажу… Директор и тот… как его?.. комендант… читали те… как их?..
— А ты мне ничего не говори. Скажешь Ване. Понял? — шепнул Степаныч и громко добавил: — Ну, чего стал? Чего тут не видал? Иди, пока ремнем не задело!
Оттого, что Степаныч не испугался и нисколько не растерялся, успокоился и Ленька. Он сдал последнюю записку и вприпрыжку побежал в инструментальный цех — самый любимый им. Здесь было такое разнообразие станков, а за станками стояли такие известные всему заводу лекальщики, что Ленька обалдевал от восторга. Многие вещи, которые здесь делали, были слишком сложны для его понимания. Но была одна вещь, которую в те времена делали чуть ли не все рабочие — зажигалка. Ее-то Ленька и избрал мерилом рабочего мастерства. Вот он стоит перед станком токаря Померанцева и не сводит глаз с его рук. А руки, как руки: желтизна от машинного масла и металлической ржавчины, короткие пальцы, в старые порезы которых глубоко въелась черная пыль, крепкие, негнущиеся ногти. Да и весь Померанцев самый обыкновенный: круглое лицо, вздернутый широкий нос, на голове лысинка и желтая мочалка, на носу очки в медной оправе. Но Ленька ни за что не поверит, что Померанцев обыкновенный человек: он собственными глазами видел изумительную зажигалку, которую сделал этот токарь, и навсегда уверовал в волшебство его пальцев. А Померанцев взглядывает на мальчика из-под очков и еле приметно улыбается. Кто знает, может, он догадывается, что делается в Ленькиной душе, как он презирает в эту минуту свою курьерскую должность и как ему хочется стать самому за этот прекрасный станок.
С завода Ваня и Леня возвращались вместе.
Пока шли в толпе рабочих, Ленька с воодушевлением рассказывал, почему зажигалка секретаря во сто раз лучше зажигалки главбуха, хотя та и серебряная. Однако он сейчас же расстался с любимой темой, как только в непосредственной близости не оказалось людей. Боясь что-нибудь пропустить, он подробно рассказал все, о чем говорили в кабинете директора. Ваня слушал с тревожным вниманием.
— Значит, завтра будут обыскивать? Это, Леня, ты хорошо сделал, что подслушал. Отец тебе спасибо скажет, вот увидишь, — и, вздохнув, добавил: — Жалко батьку. Арестуют его обязательно. Главное, пытать будут, вот что…
— А, может, и не будут; чего ты заранее? — попытался успокоить Ленька.
— Нет, чего уж тут закрывать глаза… Батька ж им ничего не скажет, ну они его и начнут…
Ваня оглянулся и, хотя рядом никого не было, кроме Леньки, перешел на шопот.
— Знаешь Ковалиху, жену Петра Коваля, что на Навозном переулке жил? Он сначала газеты от красных сюда доставлял, а потом и совсем там остался. Так ее, Ковалиху, взяли в контрразведку и трое суток истязали, допытывались, где муж. Что ей только делали! А потом взяли да и рубанули шашкой по голове.
— А ты знаешь, Ваня, кто ходит теперь к красным заместо Петра этого? — спросил Ленька.
— Знаю, только тебе не скажу, хоть, может, верю тебе больше, чем себе. Я и то рассказал тебе много. Ты, Леня, не сердись. Понимаешь, я обещал батьке, что и во сне не проговорюсь.
— Ладно, если обещал, значит молчи, — сказал солидно Леня. Но и солидность эта не могла полностью скрыть нотки обиды на приятеля, которая на миг закопошилась где-то в глубине, против воли мальчика.
У ветряка, прежде чем расстаться, Леня сказал:
— Знаешь очкастого счетовода из расчетной конторы? Ему третьего дня токарь Померанцев зажигалку принес… Вот зажигалка! Величиной чуть-чуть побольше наперстка. Можно на цепочку вешать, как брелок. Конечно, ты мне такую не сделаешь. Померанцев — лекальщик, он самый знаменитый в городе токарь. Ты еще не начинал?
Ваня уже хотел сказать, что и не собирается начинать, так как это не такое простое дело, но неожиданно для себя брякнул:
— Ну и что ж такое, что лекальщик? Я, может, еще и лучшую сделаю. Вот достану подходящий чертеж и сделаю.
На том и расстались.
Ответственное поручение
Хотя в главной конторе занятия начинались на час позже, чем работа в цехах, Ленька на следующий день пошел на завод тотчас же после первого гудка. Ему очень хотелось посмотреть, как будут обыскивать рабочих. Подойдя к шоссе, он увидел, что из множества людей, торопливо шатавших к заводу в молочном тумане ноябрьского утра, то один, то другой то там, то здесь вдруг нагибался, поднимал с земли что-то белое и не торопясь, медленно шел дальше. Подойдя еще ближе и всмотревшись, Ленька заметил, что по всему шоссе, как крылышки белых птиц, рассеяны косячки бумаги. В несколько скачков он приблизился к одному из них, развернул и впился в бледносиние строчки. «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» — прочел Ленька и в восторге крикнул: