Глава 1. Ни ума, ни души, только тело
Человеческое мышление появилось из некого неврологического дефекта человеческого тела. А потому всё порождённое человеческой мыслью разрушительно.
Религия изобрела такую замечательную вещь как милостыня. Это наиболее порочное и пошлое из всего, что мы сделали. Природа щедро одарила нас. Но мы несём персональную ответственность за неравенство в мире.
В самой своей основе мысль противостоит функционированию живого организма.
Все прозрения, какими бы необычайными они ни были, — бесполезны, потому что они созданы мыслью, поддерживающей собственную непрерывность и существующее положение вещей.
Мысль не предназначена помочь нам жить в гармонии с окружающей жизнью. Вот почему вы создаёте все эти экологические проблемы. Но в опасности не планета — в опасности мы.
Мою убеждённость в отсутствии ума нельзя передать никому другому, как сильно бы я ни старался. Вы не готовы принять это утверждение потому, сама та штука, с помощью которой мы сейчас общаемся, находится под угрозой.
Мысль мертва и никогда не сможет коснуться ничего живого. Она не может поймать жизнь, захватить её, выразить. В момент, когда пытается коснуться жизни, она уничтожается живым качеством жизни.
В: Юджи, я хотел бы остановиться на самой сути вашего революционного и бескомпромиссного высказывания об отсутствии души.
О: Нет личности, нет я, нет духа, нет души и нет ума. Так вычёркивается весь список, и у вас нет способа выяснить, с чем вы остаётесь. Вы легко можете спросить меня: «Зачем ты рассказываешь людям о способе своего функционирования?» Лишь для того, чтобы подчеркнуть, что мы веками пользовались неким приспособлением — мышлением или умом, или как ещё вы его назовёте — чтобы освободиться от совокупности того, что вы называете «я» или «личность» и т. п. Вот на что направлен весь духовный поиск. Но как только вас озаряет, что не от чего освобождаться, так эти вопросы больше вообще не возникают. Я сам не могу понять, как это меня так озарило.
В: Обычным людям, вроде меня, интересно, могли бы вы найти ответы для нас?
О: Я даю ответы только чтобы подчеркнуть, что всё, с чем мы остаёмся, так это с функционированием живого организма. Всё, что я пытаюсь объяснить, выделить и особо выделить всё время, это то, как этот организм действует. Я заинтересован каким-либо образом показать вам, что вся ваша попытка понять, с чем вы остаётесь, — проигрышная.
В: Вы хотите сказать, что есть только физическое тело и ничего более, так?
О: Даже это утверждение не может быть воспринято тем, что осталось здесь. Когда однажды всё это вымывается из вашего организма, даже утверждение «нам остаётся только физическое тело и вселенная» не может больше оставаться.
В: Но я хотел бы вникнуть в это…
О: Чем большим количеством вопросов вы меня забрасываете, тем больше необходимость подчеркнуть физический аспект нашего существования, а именно, что нет ничего того, во что мы поверили. Все наши проблемы возникли из-за нашего допущения, что реальность мира или реальность нашего существования познаваемы. Я говорю о том, что нет способа воспринять что-то неизвестное. Так что всё, что вы можете воспринять с помощью вашего знания, — тщетно. Это проигранная битва.
В: Когда вы говорите, что в человеческой природе отсутствует нематериальный элемент…
О: Я не понял. Что вы имеете в виду, говоря: «нематериальный элемент человеческой природы?»
В: Я подразумеваю, что есть лишь реально существующее материальное тело и мир как таковой.
О: Потому я и говорю, что инструмент, которым мы пользуемся для понимания реальности собственного существования и реальности окружающего мира, не является частью существующего [телесного] механизма. Вот почему я говорю, что мысли не самосозданы и не произвольны. Даже сейчас мыслей нет. Если вы попытаетесь выяснить, есть ли такая штука как мысль, то сам поставленный перед собой вопрос, а именно: «Существует ли мысль?», рождается из допущения существования мысли. Но всё, что вы обнаружите, будет лишь на тему мысли, а не самой мыслью. Все сведения на тему мысли помещены туда культурой. Они помещены людьми, говорящими нам, что крайне необходимо освободиться, от чего бы там вы ни пытались освободиться, с помощь этого инструмента [мысли]. Я стремлюсь подчеркнуть, что это не инструмент, и нет никакого другого инструмента. И когда однажды вас озаряет, что мысль не инструмент, и что нет никакого другого инструмента, то не остаётся никакой нужды выяснить, необходим ли какой-либо ещё инструмент. Никакой другой инструмент не нужен. Та самая структура, которой мы пользуемся, тот самый инструмент, которым мы пользуемся, очень искусно изобрёл всё разнообразие таких вещей как интуиция, правильное прозрение, правильное то, сё, и прочее. И говорить, что самим этим прозрением мы пришли к какому-либо пониманию, является преградой. Все прозрения, какими бы исключительными они ни были, бесполезны, потому что они созданы мыслью, поддерживающей таким образом свою непрерывность и существующее положение вещей.