В сознаньи разогнав туман,
Вдруг испускает громкий возглас?
Тот возглас радости небесной
— Из Древней Греции привет-
С тех пор сопровождает тесно
Прозрений разума расцвет.
Как странно иногда ее явленье:
Вот не было совсем и вдруг
Ворвется словно озаренье,
Все увлекая в дивный круг.
А вот иначе бывает иногда:
Пчелиный в голове кружится рой,
А выбрать нечего оттуда:
Какую ни возьми — все смысл пустой.
Они бегут неутомимо,
Неведом бега алгоритм.
Рожденье их непрекратимо
И не подвластен его ритм.
Живет нередкий индивид с надеждой,
На мощь рассудка полагаясь,
Как Архимед, вскричать однажды
«Эв-ри-ка!», от счастья заикаясь.
Мне выпало родиться в двадцатом веке…
Мне выпало родиться в двадцатом веке
Во время без названия, когда уже
Войн и революций минуло лихолетье,
Забрав с собой достойнейших мужей.
Во время то мы жили, озираясь
На несколько десятков лет -
Ближайших тех, что за спиной остались
И ныне льют на нас свой мнимый свет.
По тем годам нас всех ровняли,
По ним и мы держали строй,
И только их мы изучали,
Как будто нет у вечности других времен.
Когда ж тех лет энергия иссякла,
Растратив в наших днях задор,
Эпоха наша обрела характер,
Позднее названный «застой».
Мне повезло родиться в середине века,
Что шанс давало следующий застать,
А заодно конец тысячелетья,
О чем мечтали так отец и мать.
Им не пришлось — то божья воля -
Хотя б одной ногой черту переступить,
И в двадцать первый век вошел один я,
Чтоб мечты прошлые в реальность воплотить.
В то время повезло родиться,
Что смерть тирана я застал -
Та смерть позволила открыться
Всем, кто плакал тихо иль громко проклинал.
Под стол пешком ходил тогда я,
Но в память врезался тот день,
Когда, совсем не понимая,
На мать всплакнувшую глядел.
Чрез много лет я вспомнил это
И великодушно допускал,
Что под тем портретом
Не с горя плакала она.
Ведь не могла же дочь врага народа
До слез печалиться о том,
Кто присвоил право Бога,
Чтобы любого объявить врагом.
В то время повезло родиться,
Что крах утопий довелось узреть,
Когда одним пришлось переродиться,
Иным же — даже умереть.
Пришлось с досадой убедиться,
Что так же сложно — как ни вертись –
Во всемирный рынок влиться,
Как и построить развитый социализм.
Мне неожиданно не повезло: пришлось увидеть,
Как двадцать первый, взяв разбег,
Быстро скукожился — пожалуй, не предвидел,
Что будет нелегко сменить проект.
И снова годы те идейным пудом давят,
И веет от них прежним злом.
Меня все это в тупик ставит,
Вычеркивая — в стихе — все «повезло».
Теперь не вразумею, как ни бился,
Как время мне мое судить -
В двадцатом веке все же я родился,
И с этим надо до конца прожить.
Во всем виноват дождь
Дождь перестал, и блики солнца
На водной ряби снова заиграли.
В кленовой кроне просверлив оконца,
На скамью влажную лучи горячие упали.
Поднялся пар и очень скоро
С нагретым воздухом смешался.
Скамейка сделалась сухою,
Как будто дождь не начинался.
Мы вышли из-под кроны клена
И снова молча опустились
На доски, теплые от солнца,
Где так удобно до дождя ютились.
Я бросил ногу за ногу — потертая
Коленка джинсов натянулась:
На ней, вовсю усердствуя,
Букашка мелкая резвилась.
— Смотри-ка, — друг воскликнул мой.
— Откуда взялась бедолага?
Не уничтожил дождь ее,
И ветер не унес беднягу.-
Ладонью я ее прижал,
Хотел узнать природу твари,
Но видно, сил не рассчитал –
Ушел в небытие мой «комарик».
Воскликнул друг: вот незадача!
Растер букашку ты, как вошь.
А я сказал: было бы иначе,
Кабы не злополучный дождь.
Он на меня взглянул в сомненьи,
Что понял мыслей цепь мою.
И я пустился в объясненья
Без веры твердой в логику свою:
Скамейка эта местом стала
— Вот есть же божья благодать –
Куда букашка пред дождем попала,