Деградация мировоззренческой матрицы, соединявшей население России в общество, продолжается. А с ней продолжается и распад самого общества. Люди не заботятся тем, что происходит с большими системами, вне которых сама жизнь будет невозможна.
Большие технические системы, которые в стабильном режиме считаются частью экономики, по достижении порогового износа становятся источниками рисков.
МЕТОДОЛОГИЯ
1.04.2012
о скованности (ограниченности и пр.) мышления нашей интеллигенции. Причем эта ограниченность усиливается, а не рассасывается.
Повод высказаться у меня такой. Меня пригласили на передачу о Столыпине («Мифы о Столыпине») на канале «Культура». Спорить я не люблю, дебаты на телевидении наводят тоску, я стал отказываться. Но очень просили: «передача будет интеллектуальная, фигура Столыпина очень интересна…». Ладно, я поехал, подготовился, выбрал 4-5 тезисов, по-моему, важных и актуальных. Их почему-то не обсуждают ни левые, ни правые, а тогда, в 1906-1907 гг., оживленно обсуждали и в России, и Вебер — в Германии. И сегодня их надо бы поднять.
Но вышла совершенная лажа. Вел передачу В. Мединский, профессор МГИМО (кажется, из «Единой России»), я был его «оппонентом», сидели еще два профессора-историка и председатель фонда Столыпина. Никакие тезисы их не интересовали, им надо было поднять Столыпина на пьедестал, и они это делали с таким нахрапом и так примитивно, как даже в 90-е гг. редко можно было наблюдать. Тогда неудобные реплики вырезали, но в студии говорить давали, и это все-таки существенно. Даже у Познера (тот еще фрукт) можно было выкрикнуть одну связную реплику, и если ее сконцентрировать, она проходила в эфир — нельзя же приглашенному человеку ни разу не дать слова.
Но это политика, заказ — сам я виноват, что клюнул и настроился на «академический» лад. Меня удручило полное нежелание вникнуть в тему, которую сами же поставили. Я хотел объяснить, в чем позитивный вклад Столыпина — он с научной строгостью провел крупнейший эксперимент над Россией, проверил целый цивилизационный проект, на который возлагали надежды, честно организовал мониторинг хода реформы и регулярную публикацию. Вебер даже русский язык выучил, чтобы следить за всем этим. Реформа не прошла, но было добыто уникальное знание, большевики резко сменили доктрину (возник «ленинизм»), в общинном крестьянстве сложился «советский проект», а из подростков выросло поколение младших и средних командиров Красной армии (около 1 млн), которые и стали опорой Сталина и т.д. В этом плане Столыпин — реформатор уникальный (и не только в России) — сравните хоть с нынешними.
А профессорам, апологетам Столыпина, это неинтересно! Причем искренне. Они лучше данные подтасуют, чтобы задачу выполнить. За двадцать лет произошел негативный «естественный отбор». Каких же студентов они выпускают…
И ладно бы это наблюдалось только в «Единой России», это всем группам и течениям стало присуще. Национальная беда. Нас шокирует тупое самодовольство властных персон — несут ахинею и сами этого не замечают. Не могут вдуматься в то, что им написали спичрайтеры. Но мы в наших катакомбах недалеко от них ушли. Какую проблему ни поставь, почти у всех уже есть готовый ответ и оценки. Думать не надо, надо только переспорить других. Это — типичная ситуация на форумах в Сети.
Вчера я писал реплику для книги о Зиновьеве. О том, что у него была редкая способность любую проблему повернуть и так, и эдак, отбросив всякие догмы и стереотипные оценки. Для политики это не годится, но для исследования очень ценно. Решил о нем почитать в Гугле, открыл видео одной его лекции в МГУ. У него зашел социологический разговор о войне, он стал говорить, ссылаясь на свой опыт и конкретные типы поведения и т.д., и со всех сторон ему стали выкрикивать «правильные» объяснения, формулировки и оценки. Он пару раз пытался аудиторию остановить, мол, вы послушайте сначала — ни в какую. Плюнул, бросил портфель на пол и начал читать кусок из своей «логической социологии». Какими надо быть идиотами! — У вас на глазах Зиновьев разворачивает новый взгляд на сложные явления, вы этого нигде никогда не прочитаете, а вы затыкаете ему рот банальными штампами из газет и тупых учебников.
10.06.2013
На днях у нас с товарищами по цеху возник разговор о методологии. Он заставил призадуматься: а в какой же методологии работает наш коллектив, в котором мы собрались и друг друга поддерживаем — и одобрением, и критикой? Мы по мере сил анализируем нашу социальную реальность — а какими средствами? Как оценить достоверность наших взглядов и выводов? Чем наша методология отличается от той, которой пользуются наши оппоненты?
Я лично над этим не задумывался, хотя на критику не скупился. Например, писал, что методологическая база советского обществоведения была дефектной, а постсоветского тем более. Это в целом, как говорится, в мейнстриме. А на уровне личностей — конечно, множество талантливых и замечательных ученых и мыслителей. Но ведь коллективы и сообщества собираются именно на методологической матрице, отдельные таланты и гении обеспечить страну знанием не могут.
С другой стороны, на защите диссертаций и даже дипломов редко когда кто-нибудь не ошарашит соискателя убойным вопросом: «А какая методология лежит в основе вашей работы?». Если диссертант имел дошлого руководителя, он, тонко улыбнувшись, легко парирует: «Диалектический подход и системный анализ!».
Раньше было еще проще: «Марксистско-ленинская методология!», — и зануда вынужден одобрительно кивать. Но многие бедняги и тогда, и сейчас принимают вопрос всерьез, потеют и начинают мямлить, пока не запутаются.
Раз так, выскажу свои соображения, их навеяли воспоминания о личном опыте.
В 8-м классе мне посчастливилось сдать экзамен и поступить в кружок на химфаке МГУ. Мы проходили практикум 2-го курса, нам все время что-то рассказывали, походя, о реальности научной работы; иной раз и академики заходили в лабораторию. В 10-м классе меня уже пустили работать с исследователями, а с 1-го курса я, как и многие, почти жил в лаборатории. Работали допоздна, и все время шла общая беседа, а иногда еще и пели хором. В походе у костра — так же. Диалектика и методология не поминались, но все эти беседы и практика к 5-му курсу вбили в мозг небольшой набор норм научного метода. По-моему, они и определяют, хороша ли твоя методология или нет, — хоть ты затрудняешься ее описать или, тем более, назвать.
Я даже думаю, что вопрос «Какова ваша методология?» незаконен. Автор излагает ход работы и ее результат — об этом и спрашивайте. Видите ошибку в опыте или в трактовке? — Укажите!
Если работа ценная и вокруг нее сложилась рассыпанная в пространстве «бригада» коллег, то познавательную матрицу, на которой эта бригада собралась, изучают ученые особой специальности — методологи. Если их усилия успешны, то и сами ученые, члены «бригады», узнают, в какой методологии они работают, — а до этого они похожи на человека, который и не знал, что всю жизнь говорил прозой. Я, сам побыв методологом (согласно моему диплому доктора хим. наук), скажу, что методология любого коллектива — сложная система познавательных средств, большая и подвижная. Ее выявление и «визуализация» — всегда трудное и дорогое исследование.
Какие же вопросы о методологии уместны при обращении к самим исследователям или в их внутренних дискуссиях? На мой взгляд, прежде всего вопросы о методологических ошибках. Для этого не требуется называть или обзывать всю сложную систему методологии, но можно говорить о конкретном изъяне замысла или проведения исследований, или трактовки эмпирических результатов. Например, когда ученый или целое сообщество игнорируют надежно установленный факт, несовместимый с постулатами и предположениями, из которых исходят эти ученые. Это бывает часто, и когда я это вижу, в голове начинают ворочаться вбитые в нее гвозди норм научного метода. Такая тоска берет… Нам вбивали в голову: не влюбляйся в свои идеи, гораздо важнее их — найти надежный метод контроля, который вскроет их ошибочность. Вот чем в основном и занимались те, у кого мы учились; чаще всего на этом пути и делались открытия.