История как наука дает нам лишь модели прошлого, отбирая из реальности ничтожную выборку фактов. Это не истинное знание о прошлом, а именно модели — инструмент познания, чтобы конструировать систему координат для настоящего и будущего. Хороший историк дает крупицу достоверного знания, но она не раскрывает истину. Из прошлого можно создать множество моделей, несовместимых между собой, причем опираясь на факты. Опираясь на эту науку, единого учебника нельзя составить в принципе.
А какова политика центра в лице Минобрнауки? Вот 2001-й год, Министерство образования ставит гриф на учебник «Отечественная история XX века»; в конце раздела — контрольный вопрос: «Согласны ли Вы, что в России создано полицейское государство?» — школьник должен обдумать эту мысль Явлинского. Это педагогический абсурд, в конце 2003 г. гриф сняли, а первый замминистра объяснил: «Для девяностых годов такой учебник был нормален». Как это понять: тогда вся страна была сумасшедшим домом?
Тут ни при чем демократия. История как наука ищет знание, исходя из ограничений своих моделей прошлого. А история в образовании исходит из ограничений восприятия школьника. И сообщать ему даже достоверное знание, разрушающее его образ мира, граничит с преступлением. Ибо знание — сила, а воздействовать на ребенка силой надо осторожно.
Государство должно охранять школу, чтобы она вырастила гражданина, любящего свою страну, как мать. Вырастет, узнает о ней горькую правду — и справится с ней, как только осознает свою ответственность. А кем вырастет подросток, которому в школе ушибут голову «правдой ГУЛАГа»? Он вырастет мстителем — неважно кому и за что.
Спросите первоклассника: «Кто такой Сталин?» Ответит: «Это был наш командир в войне с фашистами». Остальные детали в его маленьком образе мира отброшены. А в четвертом классе его подвергают «десталинизации», такой грубой, что образ мира раскалывается. Учитель, как и врач, не имеет права «срывать маски» и «показывать изнанку». В школе нет места плюрализму без берегов, это особое пространство. Надо было прежде всего определиться в этом вопросе, а не смешивать научное знание с «семейным преданием».
Пока что Россия для детей и подростков — «общество риска», взрослые контужены культурной травмой Великой капиталистической революции. В такое время коллективное представление о прошлом — едва ли не главная спасительная связь. А в школе учитель истории — главный врач для раненной детской души. От него ждут, чтобы он связал цепь времен, хоть временными связями. Тут — вызов для преподавателя истории. Перед ним сложнейшая задача — ликвидировать разрыв непрерывности в истории государства. Это трудно, ведь новую власть в основном представляют люди, которые крушили прежнее государство и уничтожали его образ. Теперь они должны «поступиться принципами», бросить эту жертву на алтарь примирения. Задача большевиков была легче — работу по свержению монархии совершили в феврале либералы, но своего государства не создали.
А в среде историков надо, наконец, договориться о моратории на ведение холодной гражданской войны — хотя бы на некоторых направлениях. Дайте населению передышку! Тут требуются политические решения государства. Ведь не зря принималась доктрина информационной безопасности…
Историческое образование как инструмент нациестроительства — важная проблема России. Здесь масса нерешенных и даже неосознанных задач. Этот срез истории — и не наука, и не преподавание. Это — создание предания России, обновленного с учетом кризисов, катастроф и расколов XX века.
Мы погрязли в актуальных конфликтах. А история должна отлить образ первой половины XX в. в бронзу предания. Это позволит мирному населению заняться актуальными проблемами и прекратить войну призраков. Школьная история должна лечить, а не растравлять старые раны. Выходит учебник — и начинаются публичные взаимные обвинения с обеих сторон. В какое положение это ставит преподавателей и учеников?
Предание как инструмент сборки нации — это синтез рационального знания с художественными образами и даже мистикой. Тексты и фильмы, картины и оперы, запечатлевшие предание, сосуществуют с наукой и учебниками, в норме не заменяя друг друга и не вступая в борьбу. Воссоздать такую систему — вопрос в национальной повестке дня России. От качества этой системы зависит, по какому пути пойдет развитие русского национализма и национализма нерусских народов России. Сама собой эта система не сложится.
К сожалению, идея о создании единого учебника по истории была заявлена без необходимой подготовки — и сразу обострила конфликты и между сторонниками и противниками СССР, и между интеллектуалами этнических групп. Сырой конфликтогенный проект вбросили в общественное сознание, хотя прежде требовалось провести несколько программ и заключить целый ряд пактов.
Вот, была учреждена «Комиссия по противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России». Это нечто вроде гражданского суда в сфере истории. Но, в отличие от самосуда, суд должен опираться на писаные «законы». В данном случае профессиональное сообщество должно было бы, с участием представителей государства, выработать критерии для выявления фальсификации, определения интересов России и оценки ущерба. Ведь сегодня именно эти понятия и составляют предмет разногласий. Это непростая проблема, но ее надо было решать.
Следовало бы на самом высоком политическом уровне провести всероссийское совещание по принципам этнической истории России в ее образовательном срезе. Конечно, требуется обновить и методологию социальной истории, и все же, искажения в этнической истории создают более актуальные и острые проблемы. Укореняясь, стереотипы этнонационализма резко затрудняют сборку гражданской нации, разрывают страну. А ведь многие преподаватели истории стали активными пропагандистами этой тупиковой идеи этничности — пусть даже из лучших побуждений.
Неподготовленная наступательная операция осложнила положение. Нужно извлечь уроки, перегруппироваться и переломить ситуацию.
Попробуем в следующем комментарии провести простейший структурно-функциональный анализ проблемы «единый учебник истории».
24.07.2013
Итак, в продолжение разговора о едином учебнике истории попытаемся провести простейший структурно-функциональный анализ проблемы.
Этот учебник для нас — структура, которую надо спроектировать, изготовить опытные образцы, испытать их в пилотном проекте, лучшие — запустить в серийное производство, произвести испытания на массовых выборках, обсудить результаты, после чего довести лучшие варианты до требуемых кондиций и обеспечить ими все школы страны. Структурный анализ показывает, что надо создать на каждом этапе и в результате всей программы.
Зачем это надо? На этот вопрос отвечает функциональный анализ. Какова целевая функция всего этого предприятия? Ведь структура проектируется целенаправленно — так, чтобы в идеале привести целевую функцию к оптимуму (а в реальности — в зону хорошего или хотя бы приемлемого соответствия цели).
Оба вопроса — что и зачем — сложны, хотя обычно «что» вторично и предопределяется ответом на вопрос «зачем».
Разные группы в обществе и государстве ответят на эти вопросы по-разному, ибо у них разные интересы, ценности и цели. Группы, занимающие крайние позиции в этом спектре, дадут ответы несовместимые. Структурно-функциональный анализ необходим, чтобы выяснить интересы, ценности и цели разных групп, придать их различиям и конфликтам рациональную форму, которая позволит вести переговоры в поисках компромисса и с целью маргинализовать непримиримых.
Начнем с функции. Зачем нужен «единый учебник истории»? Говорят: чтобы все школьники России, получив посредством такого учебника одинаковое представление о прошлом, были объединены в общность, связанную коллективной исторической памятью. Когда несколько поколений школьников будут связаны общим образом прошлого, сложится новая гражданская нация России. Конечно, одним учебником нацию не собрать, но он этой сборке, если ей всерьез займутся, очень поможет.