САЛЛЮСТИЙ
Алчность всегда безгранична, ненасытна и не уменьшается ни при изобилии, ни при скудости.
Большинство отказывается от свободы из страха.
Во всякой борьбе более могущественный, даже если он терпит обиду, все же кажется обидчиком, так как он сильнее.
Все дурные дела порождались благими намерениями.
Все лучшие люди предпочитали действовать, а не говорить, – чтобы другие прославляли их подвиги, а не сами они рассказывали о чужих.
Всякая жестокая власть скорее сурова, чем долговечна, и того, кто внушает страх другим, в конце концов самого охватит ужас.
Всякую войну развязать легко, но очень трудно прекратить, ее начало и завершение – не во власти одного и того же человека; начать ее способен любой, даже трус, но кончится она – когда на это будет воля победителей.
Для человека, охваченного каким-либо желанием, все делается недостаточно быстро.
Если ты упомянешь о великой доблести и славе честных людей, то каждый равнодушно примет то, что он, по его мнению, и сам может легко совершить; но то, что превыше этого, признает вымышленным и ложным.
Каждый измеряет опасность степенью своей боязни.
Когда дурным людям достаются награды, безвозмездно быть честным нелегко.
Мудрые ведут войну ради мира.
Народилось поколение, неспособное ни само обладать имуществом, ни допускать, чтобы им обладали другие.
Не называйте рабства покоем, изменяя смысл понятий в меру своей трусости.
Прежде, чем начинать, надо подумать, а подумав – действовать быстро.
С наиболее высокой судьбой сопряжена наименьшая свобода: людям, занимающим высшее положение, нельзя ни высказывать свое расположение, ни ненавидеть, а более всего – предаваться гневу.
Сознание неизбежности даже трусов делает храбрыми.
СЕНЕКА
Актеры, произнося стихи, волнуют народ не гневом своим, а хорошим подражанием гневу. То же самое относится к выступающим на сходках. И часто сыгранное чувство производит куда более сильное действие, чем подлинное.
Беда глупости еще и в том, что она все время начинает жизнь сначала.
В чтении, как и во всем, мы страдаем неумеренностью; и учимся для школы, а не для жизни.
Всякая жестокость происходит от немощи.
Глупо гневаться на животных, но не умнее и на детей, а также на всех прочих, мало чем отличающихся от детей в рассуждении благоразумия.
Даже самый робкий предпочел бы один раз упасть, нежели все время висеть.
Дела за нами не гонятся – люди сами держатся за них и считают занятость признаком счастья.
Дело дошло уже до того, что ни одна женщина не имеет мужа для чего-либо иного, как только для возбуждения любовника.
Для человека, который не знает, куда он плывет, ни один ветер не будет попутным.
Если благоразумный человек сказал что-то неприятное нам – поверим ему; если дурак – простим.
Если бояться всего, что может случиться, то незачем нам и жить.
Если рост прекратился, близок конец.
Живи с людьми так, будто на тебя смотрит бог, говори с богом так, будто тебя слушают люди.
Жизнь – вещь грубая. Ты вышел в долгий путь – значит, где-нибудь и поскользнешься, и получишь пинок, и упадешь, и устанешь, и воскликнешь «умереть бы!» – и, стало быть, солжешь.
Жизнь любого занята завтрашним днем. Люди не живут, а собираются жить.
Жизнь не всегда тем лучше, чем дольше, но смерть всегда чем дольше, тем хуже.
Когда я вспоминаю все свои речи, я завидую немым.
Кто принимает решение, не выслушав одной из сторон, тот несправедлив, если даже его решение справедливо.
Люди стонут более внятно, когда их слышат.
Люди толпы живут, точно в гладиаторской школе: с кем сегодня пили, с тем завтра дерутся.
Малая ссуда делает человека твоим должником, большая – врагом.
Мы живем так, что внезапно увидеть нас – значит поймать с поличным.
Мы смотрим на смерть, как на будущее событие, но это ошибка. Большая часть смерти уже наступила: то время, что за нами, – ее владения.
На чьей земле ты поселенец? Если все будет с тобою благополучно – у собственного наследника.
Нам нужно быть терпимее друг к другу: нам приходится жить дурными среди дурных.
Не смей пересчитывать всех, кто тебе страшен. К твоей смерти доступ открыт только одному, сколько бы врагов тебе ни угрожало.
Не та красива, у которой хвалят руку или ногу, а та, у кого весь облик не позволит восхищаться отдельными чертами.
Не чувствовать своего горя – не свойственно человеку, а не перенести его – недостойно мужа.
Нельзя уподобляться злым оттого, что их много, нельзя ненавидеть многих оттого, что им не уподобляешься.
Необходимое не приедается.
Нет стариков столь дряхлых, чтобы им зазорно было надеяться на лишний день.
Одинаково постыдно бежать и от смерти, и от жизни.
Одной молитвой опровергаем другую. Желания у нас в разладе с желаниями.
Отдельных солдат полководец может наказывать по всей строгости, но если провинилось все войско, ему придется оказать снисхождение. Что удерживает мудреца от гнева? Обилие грешников.
Перестань требовать от философов безденежья, так как никто не обрекал мудрости на бедность.
Плоды для нас вкуснее всего, когда они на исходе; дети красивей всего, когда кончается детство.
Поздно оказал благодеяние тот, кто оказал его просящему.
Покуда ты будешь на все зариться, все будут зариться на тебя.
Почему он кажется великим? Ты меришь его вместе с подставкой.