Пусть мы проедем из конца в конец любые земли – нигде в мире мы не найдем чужой нам страны; отовсюду одинаково можно поднять глаза к небу.
Пусть оратор говорит не быстрей и не больше, чем могут выдержать уши.
Разгладим лицо, сделаем голос тише, а походку – медленнее; постепенно в подражание внешнему преобразуется и внутреннее.
Само по себе одиночество не есть наставник невинности, и деревня не учит порядочности.
Самый мужественный муж, берясь за оружие, бледнеет; у самого неустрашимого и яростного солдата при сигнале к бою немного дрожат коленки; и у самого красноречивого оратора, когда он готовится произнести речь, холодеют руки и ноги.
Самый простой пример убедительнее самой красноречивой проповеди.
Совершенство духа нельзя ни взять взаймы, ни купить, а если бы оно и продавалось, все равно, я думаю, не нашлось бы покупателя. Зато низость покупается ежедневно.
Спокойная жизнь – не для тех, кто слишком много думает о ее продлении.
Ссориться с равным рискованно, с высшим – безумно, с низшим – унизительно.
Так называемые наслаждения, едва перейдут меру, становятся муками.
Таковы все слабые существа: если до них только чуть дотронуться, им кажется, что их уже ударили.
Уча, учимся.
Только люди бывают так неразумны и даже безумны, что некоторых заставляет умереть страх смерти.
Только низким путем можно снискать любовь низких.
Ты схоронил, кого любил; ищи, кого полюбить! Предки установили для женщин один год скорби – не затем, чтобы они скорбели так долго, но чтобы не скорбели дольше.
У подозрительности никогда не будет недостатка в доводах.
Умрешь ты не потому, что хвораешь, а потому, что живешь.
Чем несправедливее наша ненависть, тем она упорнее.
Что совершено без умысла – не обида.
ТАЦИТ
Боязнь и устрашение – слабые скрепы любви: устранить их – и те, кто перестанет бояться, начнут ненавидеть.
В век порчи нравов чрезмерно льстить и совсем не льстить одинаково опасно.
Великое и яркое красноречие – дитя своеволия, которое неразумные называют свободой. Слышали ли мы хоть об одном ораторе у лакедемонян, хоть об одном у критян? А об отличавших эти государства строжайшем порядке и строжайших законах толкуют и посейчас. Не знаем мы и красноречия македонян и персов и любого другого народа, который удерживался в повиновении твердой рукою.
Власть, захваченную преступлением, нельзя удержать, внезапно вернувшись к умеренности и древней суровости нравов.
Во время гражданских войн солдатам позволено больше, чем полководцам.
Во время смут и беспорядков чем хуже человек, тем легче ему взять верх; править же в мирное время способны лишь люди честные и порядочные.
О гражданской войне:
Война всех против всех.
Все неведомое кажется великим.
Выставляют напоказ свою скорбь больше всего те, кто меньше скорбит.
Девиз историка:
Без гнева и пристрастия.
Деньги – становая жила войны.
Деяния Тиберия и Гая [Калигулы], а также Клавдия и Нерона, покуда они были всесильны, из страха перед ними были излагаемы лживо, а когда их не стало – под воздействием оставленной ими по себе еще свежей ненависти.
Если лесть, которой историк пользуется, чтобы преуспеть, противна каждому, то к наветам и клевете все охотно прислушиваются; это и понятно: лесть несет на себе отвратительный отпечаток рабства, тогда как коварство выступает под личиной любви к правде.
Легче увлечь за собой целую толпу, чем избежать коварства одного человека.
Лекарства действуют медленнее, чем болезни.
Лучший день после смерти дурного государя – первый день.
Люди устроены природою таким образом, что, находясь в безопасности, они любят следить за опасностями, угрожающими другому.
Люди уходят, примеры остаются.
Мало не быть больным; я хочу, чтобы человек был смел, полнокровен, бодр; и в ком хвалят только его здоровье, тому рукой подать до болезни.
Нескончаемые преследования отняли у нас возможность общаться, высказывать свои мысли и слушать других. И вместе с голосом мы бы утратили также самую память, если бы забывать было бы столько же в нашей власти, как безмолвствовать.
О Мессалине, жене императора Клавдия:
Мысль о браке [с любовником] привлекала ее непомерной наглостью, в которой находят для себя последнее наслаждение те люди, которые растратили все остальное.
Об ораторах времен империи:
Обреченные льстить, они никогда не кажутся властителям в достаточной мере рабами, а нам – достаточно независимыми.
Ожидание несметных богатств стало одной из причин обнищания государства.
Об одном из полководцев императора Вителлия:
Сама война интересовала его больше, нежели ее исход.
Перед лицом природы смерть равняет всех, но она дарует либо забвение, либо славу в глазах потомков. Если же один конец ждет и правого, и виноватого, то для настоящего человека достойнее погибнуть недаром.
Превознося старину, мы недостаточно любопытны к недавнему прошлому.
Пусть каждый пользуется благами своего века, не порицая чужого.
Страх ослабляет даже искушенное красноречие.
Так уж устроены люди: с неодобрением смотрят они на каждого, кто внезапно возвысился, и ни от кого не требуют такой скромности, как от человека, еще недавно бывшего им равным.
Хорошие законы порождены дурными нравами.
Человеческой душе свойственно питать ненависть к тем, кому мы нанесли оскорбление.