тром, то терапевтом, то еще кем-то… Но как только я попал под влияние Джеймса Тарена, вопрос решился. Доктор Тарен никогда не убеждал меня стать нейрохирургом, но он вдохновил меня своей работой и своими презен-тациями. Последние два года моего обучения в медицинской школе он стал моим консультантом. Не то чтобы я чувствовал между нами какую-то особую бли-зость, скорее, я ее не чувствовал. В действительности, я был в таком восторге от мастера, что считал для себя честью уже то, что ему вообще известно, как меня зовут. Он обо мне знал не больше, чем любой другой сотрудник нейрохирургии: что я с отличием окончил два курса в этой области. Как правило, все изучают только один курс. Я проводил долгие часы, читая книги по специальности, задавал вопросы, расширял свои знания в нейрохирургии, старался узнать как можно больше. Казалось, я произвел впечатление на Тарена и остальных преподавателей. Несколько раз их слова «отличная работа» или «вы прекрасно справились!» ободряли меня. Я внес Джеймса Тарена в список моих наставников, но ду-маю, что сам он даже не подозревает, как высоко я его ценю. Для меня Джеймс Тарен — воплощение идеального мастера нейрохирургии, который знает все в нейроанатомии. И при этом не чувствовалось, чтобы он старался на кого-либо произвести впечатление. Он просто был самим собой. Даже если бы Тарен не выбрал нейрохирургию, он все равно стал бы мастером, на которого все смотрят снизу вверх. Я все еще восхищаюсь этим энергичным, трудолюбивым и очень одаренным человеком. Есть люди, которые излучают уверенность. Тарен — один из них. Находясь с ним рядом, я видел, как он полностью от-дается своей работе. Его манера держаться и его отношение к делу ясно давали понять: он ждет того же от своих студентов. Находиться в его присутствии, слушать его лекции, быть ря-дом в операционной означало для меня отдавать людям самое
лучшее. Вот почему я так восхищался доктором Тареном. И до сих пор восхищаюсь. Джордж Удварели. Когда мы встретились, он возглавлял учебную программу по нейрохирургии в клинике Джонса Хопкинса. Сейчас — профессор нейрохирургии на пенсии, отвечает за культурные контакты в медицинском центре. Доктор Удварели проводил со мной собеседование перед ин-тернатурой в клинике Джонса Хопкинса, именно он рекомен-довал меня и ввел в программу (позже я узнал, что в год отби-рали только двух студентов из ста двадцати пяти кандидатов). Между Джорджем и мной зародились особые отношения с той самой минуты, когда я вошел в его кабинет. Я сразу же почувствовал себя легко. Возможно, потому, что кабинет был оформлен с большим вкусом. Или же причиной была царив-шая там атмосфера: я видел человека, который искренне хотел услышать то, что я собираюсь сказать. Наблюдая за тем, как он работает, я заметил в нем чудесное качество: доктор внимателен не только к болезни своего пациента, ему интересен и сам человек. Во время моей интернатуры на обходах Джордж всегда ждал, когда мы соберемся вокруг него, и спрашивал со своим мягким венгерским акцентом: «Жто вы знаетэ о пациентэ?» Первый раз, когда он задал этот вопрос, никто толком не по-нял, чего он от нас хочет. Мы назвали ему диагноз. — Нет, нет, не то! — прервал он. — Жто этот чэловэк делаэт? Как зарабатываэт на жизн? Такие вопросы оставили впечатление надолго. Тот, кто ле-жит перед нами в постели, не «всего лишь пациент», а человек с именем и жизнью там, вне больничных стен. Этот выдающийся врач постоянно подчеркивал гумани-тарный взгляд на медицину. Он стремился, чтобы пациентам в больнице было так удобно, как только возможно, и всегда знал, что происходит. Мало того, он предоставлял больному право голоса, когда принимались важные решения. Иногда случалось, что, когда он разговаривал со стажерами,