— Почему он позволяет тебе делать операции, к которым и близко не подпускает никого? — В самом деле? — Он же собственник по отношению к своим пациентам. Ты — первый стажер, которому, как я слышал, старина разре-шает резать. Я ничего такого не знал. Я не подозревал об этом целых три месяца, которые уже провел в Австралии. Делал три краниото-мии в день (открывал черепа пациентов, чтобы удалять оттуда свернувшуюся кровь и опухоли и «чинить» сосуды). В американской больнице не видать бы мне такого объема работы. Еще одна значительная фигура среди австралийских вра-чей — Ричард Воган. Это тоже ведущий коллега из больницы сэра Чарльза Гардинера, один из приятнейших и невероятно тактичных людей. Он никогда никого не потревожит и не рас-строит. Ни единого раза я не слышал, чтобы он кричал или просто повысил голос. И внутренне, и внешне Ричард Воган — противоположность Брайанта Стоукса. Невысокий, в свои пятьдесят три года — лысый, с редеющими каштановыми волосами на макушке и добродушным лицом. У него был сильнейший австралийский акцент, который мне только доводилось слышать. Среди многих качеств, которыми я восхищался в Ричарде Вогане, была его готовность браться за невероятно сложные случаи, которые многие называли безнадежными. Не трубя направо и налево о таких пациентах, он лечил их, и каким-то образом они шли на поправку. «Воган — самый везучий парень», — часто слышал я от персонала, и особенно часто так говорили те, кому недоставало его мастерства и отваги. «Он такой везунчик, ума не приложу, как ему удается вытаскивать всех этих людей!» За те месяцы, что я проработал бок о бок с Ричардом Вога-ном, я бы не заметил, что ему везло больше других. Но у него,
несомненно, был дар свыше. Я часто думал о том, что Бог дал ему чутье, что следует делать и чего делать не стоит. Некоторые хирурги имеют эту выдающуюся способность. Они просто знают, скорее, у них есть интуиция, и они не могут объяснить, почему они делают именно то, что делают. Они идут на операцию, потому что чувствуют, что нужно предпринять в данное конкретное время. Воган, возможно, не смог бы объяснить свои решения и действия так, как это делал Стоукс, но результат был не хуже. Оба эти человека позволяли мне много оперировать, и это стало ценным опытом. За один год в клинике сэра Чарльза Гардинера я получил опыт, равный пяти годам работы в американской больнице. Я до сих пор благодарен за возможность научиться большему и отточить мои навыки. * Не хотел бы обойти вниманием Уэйна Томаса и Майкла Ли. Этих врачей я также встретил в Австралии. Особенно я обязан Майклу Ли: он научил меня обращаться с височными долями мозга. У Уэйна Томаса, молодого коллеги, который оперировал всего несколько лет, я многому научился в определении локализации желудочков мозга. Не имея возможности ниче-го видеть точно, он без усилий и безошибочно проводил иглу куда следует. Томас щедро поделился со мной этим своим мастерством. Мой список переносит меня обратно в клинику Хопкинса, к Донлину (Дону) Лонгу, руководителю нейрохирургического отделения клиники, человеку, который был истинным наставником в полном смысле этого слова. Я вернулся из Австралии летом 1984 года. Через несколько месяцев уволился главный врач детского нейрохирургического отделения, и по рекомендации Дона Лонга я стал новым главой этого отделения.