До того времени моя жизнь не была ни счастливой, ни увлекательной. Хотя я почти ничего не помню о своих родителях, в моей памяти живы переезды от одной приемной семьи в дру-гую, чужой храп, насмешки надо мной, потому что я не такая, как другие. До сего дня не знаю, сколько нас всего было у приемных родителей. Мне говорили, что двадцать четыре, но я не уверена. Сама я лично знакома с тринадцатью, и это, по-моему, немало. В детстве у меня совсем не было друзей, и даже среди братьев и сестер я всегда чувствовала себя не такой, как все, да и окружающие постоянно мне об этом напоминали. Я была кругло-щекой, а у моих волос был рыжеватый оттенок. Я картавила, и все смеялись над моим произношением. Мне хотелось быть частью своей семьи, но я никак не могла к ней приноровиться. Затем я встретила человека, который захотел избавить меня от страданий и бедности. Роберт Карсон, служитель небольшой церкви, казалось, был олицетворением всего, чего я хотела от жизни. Вначале мне даже казалось, что я поклонялась ему больше, чем Богу. В то время я не так много знала о христианстве, поэтому Роберт меня всему учил. Я ходила в церковь, делала все, что он мне говорил, и пыталась вести себя, как остальные. Я поклонялась своему мужу, но и он обращался со мной поч-ти так же. «Моя маленькая фарфоровая куколка», — обязательно говорил он. когда кому-нибудь представлял меня. Это почти не было преувеличением, потому что именно так ко мне и относился. С меня сошел детский жирок, и я обнаружила, что отличие от окружающих делало меня довольно привлека-тельной. Наступил день, когда я начала задавать себе вопрос: не женился ли он лишь затем, чтобы хвастаться мною? Многие годы я позволяла ему обращаться со мной, как с хрупкой игрушкой, которую он во мне видел. Мистер Карсон постоянно покупал мне новую одежду и старался сделать мою жизнь приятной и легкой. Всякий раз, когда я протестовала против лишней траты денег, он говорил одно и то же: «Я люб-лю покупать украшения, меха и все, что подчеркивает красоту моей прекрасной фарфоровой куколки». После того как мы прожили в браке пять лет, я наконец спросила: — Почему бы нам не завести детей? — Детей? — он рассмеялся. — Малышка, нам не нужны никакие дети! — Конечно, нужны! — сказала я. — Когда люди женятся, они как раз это и делают — создают семью. Вначале, когда я заговаривала о детях, он только отмахивал-ся. Но я была настойчива. Во время одного из таких разговоров он произнес: — Тебе не нужны дети. Не хочешь же ты испортить свою красивую фигуру родами. Мы можем хорошо веселиться и без детей. — О фигуре я не беспокоюсь, и я хочу детей. — Ты меня поняла, — ответил он. — Я - это все, что тебе нужно. А ты — это все, что нужно мне. Его ответы казались мне странными, ведь большинство муж-чин хотят детей. Прошло по меньшей мере еще десять лет, пре-жде чем я поняла, почему муж так себя вел. Мы жили с ком-фортом, может быть, даже с роскошью. Он любил ходить на вечеринки и использовал для этого малейший повод. Зачастую мы начинали в четверг и не останавливались до утра воскресенья. Много раз в воскресенье ему приходилось пить острый соус, чтобы прийти в себя после вечеринки. Это единственное, что могло взбодрить его перед выходом за кафедру двумя ча-сами позже. Не подозревая, что может быть иначе, я ходила с мужем в церковь по воскресеньям и на богослужения среди недели. Но кроме этого я мало что помню — только бесконечную вере-ницу праздников. Время веселья шло, и, хотя вечеринки были мне не интересны, я старалась быть хорошей женой и ходила с мужем.
В детстве я редко бывала в церкви и потому не понимала многого из того, что там происходило. Поэтому не спускала глаз с сестер по вере (большинство из которых годились мне в бабушки) и все за ними повторяла. Когда они начинали петь, музыка через несколько минут становилась быстрее и громче. Люди очень скоро начинали громко кричать и раскачиваться в такт музыке. Я делала почти все, что и остальные, только к крикам не при-соединялась (хотя, думаю, этого никто не замечал). Мне было непонятно, почему они кричат, и я не видела тому никакой причины. Такой я человек — мне на все нужна веская причина, поэтому я не могла прыгать и кричать просто потому, что все это делают. Но иногда я упрекала себя в том, что не могла испытывать то, что переживали они, и часто спрашивала себя: неужели это потому, что они знают Библию и могут ее читать, а я нет? Возможно, они просто хорошие христиане в отличие от меня? От-веты были мне неизвестны, а близкого друга в церкви, с которым я могла бы об этом поговорить, у меня никогда не было. Чем дольше я находилась в церкви, тем больше понимала: что-то здесь происходит не так. Мистер Карсон и другие служители принадлежали к ка-кой-то ассоциации и проводили много времени вместе. Однажды, когда мы были в собрании, один из проповедников (его все называли «чувак») начал разговор о нас с мистером Карсоном. Чувак был высок, красив, носил только лучшую одежду, и голос его был таким приятным! Подобные голоса людям нравятся. — Я бы хотел, чтобы твоя жена была моим секретарем, — сказал он мужу. — Конечно, — мистер Карсон ухмыльнулся так, словно предложение этого человека было самой лучшей новостью за последние пять лет. — Эй, послушайте, — возразила я, смеясь, — я и имя-то свое пишу с трудом, что я могу знать о работе секретаря?