— О, я уверен, вы прекрасно справитесь, — сказал проповедник, продолжая мне улыбаться. — С чего бы это вдруг вам захотелось выбрать меня своим секретарем? — спросила я. — Я не могу толком написать ни одного предложения. Я ожидала, что мой муж будет против этой идеи, но он не возражал. — Послушай, Соня, ты умная маленькая женщина. — Не настолько умная. — Я могу научить тебя всему, чего ты не знаешь. Он продолжал усмехаться, давая мне понять, что ему эта идея нравится. Так как муж согласился, я ответила: — Я по-прежнему чего-то не понимаю, но думаю, что буду вашим секретарем. Когда утреннее собрание закончилось, проповедник сказал: — Идемте со мной, Соня. Приступим к работе. Мы ушли из церкви, и он отвел меня в свой номер в мотеле. — Давай, садись, — произнес он, указывая на угол кровати. Не обращая внимания на кровать, я уселась на стул и выхва-тила из сумочки блокнот и карандаш, зная, что секретари ве-дут себя именно так. Я стала ждать, недоумевая, что же от меня потребуется дальше. — Убери это, — велел он, указывая на блокнот и карандаш. — Сейчас они нам не потребуются. В комнату вошел официант, неся поднос с двумя бокалами и бутылкой шампанского в ведерке со льдом. Проповедник дал официанту чаевые, и тот ушел. — Давай выпьем шампанского, — сказал служитель, напол-няя бокалы. — Большое спасибо, но я бы лучше поговорила о работе, которую вы хотите мне поручить. Я уже достаточно намучилась, старательно притворяясь, что мне нравятся вечеринки в обществе мужа, и не испытывала желания «тусоваться» еще и с этим человеком. Я была раздражена, но сдерживалась. Он совершенно не казался ни серь-езным, ни деловым, но я напомнила себе, что это служитель церкви, человек Божий. — Давай, Соня, выпей со мной. Он подошел и протянул мне бокал. Я покачала головой. — Я готова работать… — Да не беспокойся ты об этом, — он забрал у меня блокнот и бросил его на пол.— Мы с тобой прыгнем в кроватку. Несколько секунд я не моргая смотрела на него, пытаясь осознать, что он сказал. — Мы — что? Он повторил. — Вы просите меня прыгнуть с вами в постель? И вы — служитель? Я была так наивна, что подобные мысли мне и в голову не приходили. Наивна — да, но не тупица, именно это я ему и сказала. — Найдите себе другую пташку, потому что эта пташка туда не летает. — Не стоит так разговаривать, — нахмурился он, делая шаг ко мне. — Если вы подойдете хоть чуточку ближе, я закричу, а потом скажу, что вы ко мне пристаете! Уж если я начну вопить, меня услышат за два квартала. Очевидно, он не ожидал подобного ответа. Проповедник от-ступил назад и сконфуженно уставился на меня. — Ладно, ладно, — проговорил он, — не кричи. Послушай, дальше ничего не будет. Просто веди себя так, словно этого не было. Тебе не надо больше сюда приходить… И не рассказы-вай никому. Я подобрала блокнот и вышла из комнаты. Когда мы вернулись в собрание, проповедник стал отводить людей в сторону и говорить им: «Не общайтесь с Соней. Эта девочка не знает, что происходит». 32
Он хотел, чтобы меня считали бестолковой и не обращали на меня внимания. С этого времени и до конца служения остальные женщины избегали меня. Меня ранило их отношение, и я чувствовала себя одиноко, но ничего не сказала: в конце кон-цов, в приемных семьях со мной и похуже обращались. То ужасное происшествие открыло мне глаза. Я продолжала ходить в церковь, посещала вечеринки и делала то. о чем меня просил муж. но я чувствовала во всем этом фальшь, несмотря на то. что я даже не знала, как облечь свои переживания в сло-ва. Это была опасная игра. Моя жизнь с Робертом Карсоном начала трещать по швам. Я не задавала много вопросов и внимательно наблюдала за происходящим. Я знала о христианстве мало, но люди, с которыми мне приходилось иметь дело, не соответствовали даже тому немногому, что я знала. * Мне все еще хотелось стать матерью и домохозяйкой. До того, как мы поженились, я много работала, несмотря на свои 13 лет. Я всегда делала все возможное, чтобы помочь остальным членам нашей семьи. Когда мистер Карсон женился на мне, он пожелал, чтобы все было иначе. «Думай теперь о себе. — повторял он. — Я же обещал, что буду оберегать тебя и как следует о тебе заботиться, не так ли?» Он даже нанял горничную, чтобы она каждую неделю убирала наш дом. Когда я запротестовала, он ответил своей стандартной фразой: «Я же не могу позволить моей фарфоровой куколке уставать до изнеможения, не так ли?» Для него это была весомая причина. Для меня — смертная тоска. Друзей нет. заняться нечем. Когда мы поженились, муж представил меня сотням людей. Я знала их по именам, но никогда не чувствовала себя одной из них. Так же. как и в детстве, я не подходила, не соответствовала. Я часто думала о том. что. если бы у нас были дети, как в настоящей семье, я стала бы частью их жизни, принадлежала ззбы им. Муж и дети любили бы меня, и вместе нам было бы хо-рошо. И я не успокоилась, пока муж наконец не сдался. Куртис родился в 1949 году, а спустя два года появился Бен. Следующие девять лет оказались самыми счастливыми го-дами моей жизни. Если честно, это было единственное счаст-ливое время. Я любила моих мальчиков и чувствовала себя состоявшейся. Теперь у меня появилась цель — жить дальше. Последнее время я не была счастлива с мистером Карсоном. И дело не только в вечеринках и запоях. Что беспокоило меня больше всего, так это его расточительность. В его руки приходили большие деньги, но он избавлялся от них почти мгновенно. Например, муж часто наведывался в деловой центр Детройта. Если там в магазине он видел что-то, по его мнению, до-стойное меня, он это обязательно покупал, не глядя на цену. Однажды он купил ожерелье, которое стоило восемьсот долларов — немалые деньги по тем временам. Насколько я знаю, я была единственной в округе женщиной, которая имела нор-ковую шубу. Причем мне эта шуба практически была не нуж-на. Мне вообще не нужны эти причудливые вещи и ювелир-ные украшения. Дом, сыновья и муж — вот все, что мне нужно было для счастья, и если бы мистер Карсон изменился, жизнь была бы идеальной, повторяла я себе. После рождения Бена казалось, что муж начал остепенять-ся. Он любил мальчиков и играл с ними, как обычный отец. Кроме того, что муж был проповедником, он еще работал на одном из заводов «Кадиллак». Как же дети любили своего отца! В три года Бен начал меня спрашивать: «Папе уже пора прийти домой?» Мне постоянно приходилось отвечать: «Еще нет». Когда время приближалось к четырем, я говорила: «Теперь почти пора». Бен выбегал из дома, садился на крыльце и ждал. Обычно отец приезжал на автобусе и от остановки шел к дому по аллее. Как только Бен замечал его, он мчался к отцу с рас-кинутыми в стороны руками. Минуту спустя оба входили в дом, смеясь и радуясь тому, что они вместе. 34