- Перестань твердить мне об этом дурацком кошмаре! - перебила, почти не слушая, миссис Дэвис. - У тебя болит что-нибудь?
- Голова...
- Ну, так я и знала! - Она патетически возвела глаза к потолку. - Ты никогда меня не слушаешь! А я говорила: не сиди долго на солнце!
"Я же весь день была дома!" - подумала Марико, но у неё не было сил возразить вслух. Голова горела, будто сдавленная тисками. "О! Ну почему бы ей не говорить потише?!" - подумала Марико, уже не понимая смысла того, что продолжала выговаривать ей миссис Дэвис.
Наконец, она погасила-таки свет, оставив дочь в темноте, заполненной болью и глухим биением пульса в висках. Промучившись с полчаса, Марико забылась тяжёлым беспокойным сном.
Наутро она проснулась совершенно разбитая. Её не оставляло странное чувство, будто произошло нечто очень плохое. Машинально повторяя слова утренней молитвы, - миссис Дэвис была католичкой, ревностной до бездумного фанатизма, - Марико пыталась понять, что же с ней происходит. Вчерашняя галлюцинация вдруг встала перед внутренним взором со всей ясностью, и она поразилась ощущению, о котором забыла поначалу: казалось, будто кто-то чужой и сильный завладел её разумом, кто-то, кто хотел, чтобы Марико была с ним и смотрела его глазами... Какой-то ужас... Она что, в самом деле сходит с ума?..
Позавтракав без аппетита, Марико вымыла посуду - это было её ежедневной обязанностью также, как уборка дома, покупка продуктов, стирка - и хотела уйти в свою комнату, но, проходя через гостиную, взглянула на экран телевизора, где шёл утренний выпуск новостей, и остолбенела. Ведущая криминальной хроники рассказывала о дочери известного миллионера, убитой нынешней ночью в трущобах, а в верхнем углу экрана ярким пятном выделялась фотография красивой белокурой девушки с закрытыми глазами и искажённым мукой лицом.
Марико почувствовала, как пол закачался под ногами, и с тихим возгласом опустилась в кресло.
- В чём дело? - обернулась миссис Дэвис. - Что с тобой?
- Эта девушка... - едва проговорила Марико. - Я видела её вчера!
- Что за чушь ты болтаешь? Как ты могла её видеть, если весь день просидела дома? Возьми-ка градусник: у тебя, похоже, жар.
- Да нет же, мама! - голос Марико даже теперь оставался слабым: она, кажется, совсем не умела говорить громко. - Я видела, как она убегала по тёмной улице. Там были многоквартирные дома. За ней кто-то гнался...
- Марико, что ты несёшь! - миссис Дэвис выглядела не на шутку встревоженной. - По-моему, тебе лучше прилечь.
- Но, мама...
- Я сказала, выбрось этот бред из головы! - раздражённо оборвала её миссис Дэвис. - Вообразит себе не знаю что... Иди и ляг в постель.
Марико, чувствуя, как слёзы закипают на ресницах, вскочила и почти выбежала из гостиной.
- Но я же не сумасшедшая! - шептала она, сидя за столом и сжимая глухо ноющие виски. - Я видела эту девушку! Господи, никто мне не поверит...
Весь день Марико молчаливо выполняла домашнюю работу, и только бледность и затаённый блеск глаз, словно бы постоянно полных слёз, говорили о том, что она силится скрыть охватившие её смятение и страх. В дневном выпуске новостей Марико услышала, что двадцатитрёхлетняя Мэри Холлис была найдена утром в одном из грязнейших кварталов города с перерезанным горлом. Экспертами было установлено, что смерть наступила между одиннадцатью и двенадцатью часами вечера. На теле обнаружены множественные порезы, нанесённые острым предметом - скальпелем или бритвой.
До самого вечера Марико не могла отделаться от образа бегущей девушки... Перед сном, сидя над учебником японского, она тщетно пыталась сосредоточиться: мысли разбредались и путались от охватившего её отчаяния. Ещё тяжелее становилось от того, что совершенно не с кем было поделиться всем этим кошмаром...
В свои девятнадцать лет Марико полностью зависела от Гвен. Дэвисы удочерили её, когда ей не было ещё и года. Папа рассказывал, что Гвен не слишком хотела детей, но он настоял на удочерении, сам занимался всеми документами, супруге же пришлось только сопровождать его и оставлять подписи, где это требовалось. Взять именно эту девочку также было решением Джона. Папина сестра, не любившая миссис Дэвис, как-то проболталась, что Гвен долго ругалась с ним: какого чёрта она должна воспитывать азиатского выродка?! Но мистер Дэвис, обычно уступавший жене, в этот раз оказался непреклонен. Гвен пришлось смириться. Но она, по сути, так никогда и не простила мужа ни за его выбор, ни за упрямство.
Марико миссис Дэвис не любила, хотя та была тихим, робким и послушным ребёнком. Девочка с отличием окончила школу и легко поступила в Медицинскую школу Миллера при университете Майами. Марико не чувствовала призвания к врачебной деятельности, ей куда интереснее было изучать языки и литературу, но миссис Дэвис считала, что профессия врача выгоднее, и дочь, лишённая к тому времени поддержки отца, вынужденно подчинилась.
Марико часто с грустью вспоминала о нём. Джон Дэвис умер от инсульта, когда ей было пятнадцать. Он всегда много времени проводил с приёмной дочерью: помогал ей с домашними заданиями и объяснял, как лучше разрешить конфликт с одноклассницами; брал её с собой на пикники к друзьям, учил плавать и стрелять из самодельного лука; ходил на все её школьные мероприятия и учил танцевать; они часами болтали обо всём подряд; наконец, именно ему девушка доверила тайну своей первой влюблённости. Мистер Дэвис знал, что девочке не достаёт материнской ласки, но у затаившей обиду супруги имелись свои понятия о воспитании, и спорить с ней было бесполезно. Джон только изо всех сил старался сглаживать постоянно назревавшие конфликты и учил дочь относиться к матери снисходительно и терпимо.
После смерти отца Марико окончательно замкнулась в себе, скрывая боль одиночества так же, как прятала от миссис Дэвис свои стихи. Джону нравилось читать их, он даже изучил ради этого несколько книг о поэтике и стихосложении, многое из них пересказал дочери и часто давал дельные советы. Но миссис Дэвис считала поэзию пустой тратой времени, и от неё девочка пряталась.
Сегодня же Марико было не до стихов. Погасив свет, как требовала миссис Дэвис, в одиннадцать вечера, она легла, но подушка жгла лицо, волосы душили, обвиваясь вокруг шеи, тишина угнетала. Электронные часы на столе показывали 23:25. Марико села в постели в смутной тревоге, и - всхлипнула от застившей зрение бледной вспышки...
- Нет, нет!
Она затрясла головой, сжимая виски тонкими пальцами, но комната расплывалась в белёсом тумане, колыхаясь маревом миража. Перед глазами снова встала ночная улица, на этот раз - ярко освещённая, с высокими вычурными оградами. Марико зажмурилась, но видение не исчезло, завладев её сознанием.
Там, вдоль оград, бежала девушка, одетая в легкий молодёжный сарафан. Марико почувствовала, что слегка задыхается, будто это она сама догоняет незнакомку, которая, услышав шаги совсем близко, затравленно обернулась. Побелевшее юное личико скривилось почти в детской гримаске испуга, в огромных синих глазах стояли слёзы, тёмные волосы упали на влажный лоб... Ей было не больше пятнадцати...
Внезапно странная, чуждая всей её натуре злоба охватила Марико, и она тихо застонала. Это было не её чувство!
- Я не хочу!.. - выговорила Марико умоляюще.
В следующее мгновение она увидела, как огромная мужская рука протянулась к убегающей девочке и, схватив за волосы, рванула к себе. Девочка взвизгнула, и её вопль слился с криком Марико, вне себя вскочившей с кровати, сжимая руками готовую взорваться от боли и ужаса голову.
Миссис Дэвис, разбуженная криком, вбежала в комнату и, включив свет, нашла Марико без чувств на полу.
Очнувшись через пару минут в своей постели, Марико посмотрела на мать огромными перепуганными глазами и прошептала: