Бетти смотрела на мелькающие мимо деревья: «Может быть, Приют послужит примером для всех околоземных планет».
Ральф пожал плечами: «Может быть. А может быть и нет. Замкнутое мирное существование невозможно продемонстрировать миллионам людей – в таком случае, по определению, замкнутого мирного существования больше не будет».
Бетти слегка выпрямилась на сиденье: «Единственный способ убедить сомневающихся – продемонстрировать возможность. Если бы арендаторы квартир в Ланчестере увидели этот город, неужели они вернулись бы в трехкомнатные трущобы, никак не желая изменить условия своего существования?»
«Если бы они увидели этот город, – откликнулся Ральф, – они никогда не покинули бы Приют. Как-нибудь, правдами или неправдами, не мытьем так катаньем, они эмигрировали бы сюда».
«И я хотела бы оказаться в первой волне эмиграции!» – убежденно заявила Бетти.
Экипаж повернул в образованный кронами деревьев туннель, пересек аккуратно подстриженный ярко-зеленый газон и остановился у дома, построенного из темного плотного дерева. Под крышей с четырьмя высокими коньками тянулась терраса, а на террасе в естественном русле журчал ручей. Дом выглядел просторным и удобным – примерно так, как выглядели лучшие сельские виллы на Земле и на озелененных планетах – но не производил впечатления чего-то нарочно придуманного, натянутого, театрального.
«Вот мой дом», – сказал Клэй. Он отодвинул дверь из навощенного светлого дерева и пригласил гостей в прихожую, устланную циновкой из плетеного ротанга, с обшивкой стен из ткани, расцветка которой вторила окружающему лесному пейзажу. Под стеной с картиной в раме тянулась длинная скамья из блестящего темного дерева. Откуда-то, из незаметного источника, помещение озарялось потоком света, наполнявшего пространство, как скрытая подсветка – воду в аквариуме.
«Одну минуту! – с некоторым смущением пробормотал Клэй. – Мое скромное жилище достаточно убого и без того, чтобы показывать его в неприбранном виде». Старейшина говорил искренне, его слова не были условным самоуничижением, предписанным традицией.
Клэй повернулся было, чтобы уйти, но задержался и снова обратился к слегка недоумевающим Ральфу и Бетти: «Вынужден извиниться за нашу отсталость – у нас нет никаких особых помещений для почетных гостей, роскошных отелей, посольств или залов для торжественных приемов, придающих достоинство встречам на Земле. Гостеприимство в моем доме – все, что я могу предложить».
Супруги Велстед принялись одновременно протестовать: «Мы не заслуживаем даже того, что вы для нас делаете. В конце концов, мы – всего лишь пара пролетавших мимо старателей».
Клэй улыбнулся – заметно было, что их слова его в какой-то мере успокоили: «Вы – звено, связывающее Приют с цивилизацией, важнейшие гости из всех, кого нам приходилось принимать. Прошу прощения, я скоро вернусь». Он вышел.
Бетти подошла к картине, висевшей на стене – простому пейзажу, изображавшему склон холма, несколько деревьев и далекую горную гряду. Ральф, испытывавший интерес скорее к технике, нежели к живописи, искал источник освещения – но его поиски не увенчались успехом. Он присоединился к Бетти, продолжавшей разглядывать картину. Та прошептала: «Это, это… боюсь даже сказать! Это шедевр».
Ральф Велстед прищурился, стараясь понять, чем объяснялось трепетное почтение его супруги. Действительно, картина притягивала взор и словно окружала того, кто на нее смотрел, пейзажем, вызывавшим приятное волнение, ощущение теплоты и безмятежности.
Вернувшись, Клэй заметил интерес супругов: «Что вы думаете об этой картине?»
«Думаю, что она… мастерски исполнена», – Бетти не находила слов, позволявших выразить восхищение пейзажем и в то же время звучавших непритворно.
Клэй скорбно покачал головой и отвернулся: «Нет необходимости высказывать похвалы просто из вежливости, госпожа Велстед. Мы сознаем свои недостатки. Вы видели произведения Джотто, Рембрандта, Сезанна. По сравнению с ними эта картина, скорее всего, кажется вам безделицей».