В 1625 году английский географ Сэмюэл Пёрчес издал огромную сводку «Пилигримы», где собрал необозримую массу сведений о путешествиях — от древних странствий, изложенных в Библии (например, исход евреев из Египта) до самых новейших, описанных к 1624 году. Её сто лет назад переиздали в Глазго в двадцати томах [Purchas, 1905–1907], и один лишь указатель занял 2/3 последнего тома. Путешествия в Северный океан составили 13-й том, и в этом томе нет ни слова о путешествиях за 1557–1575 годы — а нас как раз интересует это время. Неужели 19 лет никто не плавал на север?
Конечно плавали, и много. Между прочим, в послесловии к русскому изданию Блона читаем: «в поисках Северо-Западного и Северо-Восточного проходов, во время китобойного промысла погибли сотни кораблей». Добавлю: ветры и льды заносили их во все уголки Арктики, и кто-то вполне мог высадиться на Северной Земле. Но что стало с ними дальше? Неужели кто-то смог выйти к людям в Сибири? Это же невероятно далеко. Однако вот карта, она есть, и не одна, значит, люди там побывали, и нам следует понять, как.
Принято считать, что если нет документов, то и говорить не о чем, но так ли уж совсем их у нас нет? Прежде всего, сами карты. Обе приведенные выше карты помещены в самых известных изданиях своего времени, а карта, если она надёжно датирована, есть основной документ исторической географии. И затем — на какие, собственно, документы мы могли бы рассчитывать? Отчёт капитана или штурмана? Вахтенный журнал? Но экспедиция вполне могла быть секретной (они таковыми были часто). Рассказы участников? Да, они неизбежны, но им редко верят и вскоре забывают.
Конечно, если бы капитан или штурман вернулся в Европу и отчитался перед хозяевами корабля и грузов, современники, вернее всего, узнали бы о его путешествии, даже секретном. Но ведь карта могла быть доставлена горсткой уцелевших неграмотных матросов и продана в портовом кабачке. Могло уцелевших не быть вовсе: русские поморы могли наткнуться где-нибудь между Енисеем и Обью на последний лагерь погибших и привезти карту в Россию. Похожее бывало (см., например, [Магидович, 1967, с. 227]).
А может быть, Таймыр попал к западным картографам из морских карт Китая, до нас не дошедших? Вряд ли: как раз к востоку от Таймыра на всех названных картах очертания берегов совершенно фантастичны, то есть китайцы там, вернее всего, не плавали. Но, может быть, китайцы спустились по одной из двух рек до моря и поднялись по другой? Идея выглядит безумной, но фактически мне возразить на неё нечего — китайцы и не такие чудеса выделывали. Например, они уже 900 лет назад знали, что на севере есть пролив, отделяющий их страну от более восточного материка (см. Прилож. 1). Они же, надо полагать, доставили на Камчатку античные монеты [Марков, 1949].
Русские (точнее, новгородцы) давно проникли за Уральский хребет и вскоре же увидали низовье реки Обь. Она впервые упомянута в новгородской летописи за 1365 год. Через 134 года, в 1499 году, туда совершили набег уже двое московских воевод. Так что автор карты 1 мог вернуться в Европу по суше, пристав к русским стрельцам, купцам, охотникам или сборщикам дани. Он впервые дал верную ориентацию Полярного Урала на северо-восток, но ещё сто лет картографы располагали Уральские горы широтно (как Рифейские горы античности) или, в лучшем случае, на северо-запад. На самом деле так простёрт хребет Пай-Хой, ибо (полагаю) его видели поморы и их западные попутчики (имевшие компас), проходившие мимо него как морем, так и сушей.
Самый древний, до Ивана Грозного, известный волок через Урал по рекам (есть короче, но по ручьям) из р. Кары в р. Щучью (сторона квадрата: 4 км.)
Самый старый (ещё до основания Архангельска при Иване Грозном) морской путь на Обь проходил, вернее всего, от устья Двины до устья Кары по морю, затем вверх по Каре (кочи оставляли здесь, вверх шли в лодках) и далее в реку, впадавшую в Обь [Буцинский, с. 10].
Широты всех объектов на карте 1 сильно завышены, кроме трех: это устье Оби (широта определена точно: 73°), Байдарацкая губа, а также устье Енисея. Чем дальше от этих мест, тем более карта приобретает характер расспросной. Возможно, автор карты сам видел Байдарацкую губу и устье Енисея (их широты завышены слабо). Остальное он мог узнать только из расспросов, что вполне возможно, поскольку арктический берег был тогда заселён (опустел он позже).
О том, как шло такое общение, мы знаем от англичан, появившихся в Русской Арктике через полвека, а затем от голландцев. Последние особенно быстро находили общий язык с русскими, а с «самоедами» (ненцами) они умели общаться только через русского переводчика.