Вообще, опора на идею целостности лежит в основе моих построений, и не только в предлагаемой книге. Из всех пониманий истины мне ближе всего такое: истинно то, что образует согласованную целостность. Её можно видеть двумя способами. Первый прост и примитивен: части, соединяясь, подстраиваются друг к другу и тем самым образуют целое. Так образуют компанию попутчики. Второй намного труднее для понимания: «Не части (заранее существующие) складываются в целое, а, наоборот, целое создаётся путём направленного формирования своих частей» [4–12]. В природе и обществе преобладают целостности второго типа, что будет для нас особо важно в Очерках 3 и 4.
Конечно, некоторая неопределённость всегда остается, она вызывает у исследователя дискомфорт, поэтому среди учёных обычен такой обманный приём — составить себе «наиболее вероятную» картину предполагаемого события и затем отстаивать её одну. Он нам никак не подходит. Нигде не будем выбирать единственный вариант, а будем искать в качестве истины то общее, что есть во всех вариантах, согласных с фактами. И конечно, не будем пытаться оценивать «наиболее вероятное», так как нет смысла говорить о вероятности однократного события. Все допустимые варианты следует держать в голове, даже самые сомнительные. Отбрасывать можно только то, что невозможно в принципе.
Отсюда пятый приём — выявление ядра и периферии (об этой паре понятий см. 4–11). Наиболее полно и явно он проведён в Очерке 5. Ядро явления — то общее, что имеется во всех тех версиях явления, которые есть смысл рассматривать. А рассматривать можно и нужно то, что непротиворечиво внутренне. Для этого следует собрать всё, что о явлении известно, не пытаясь оценивать качество (достоверность) отдельных сведений[11]. Это трудно, поскольку всегда хочется счесть нежелательное несущественным или даже невозможным, но этому надо научиться, иначе будет поиск под фонарём. На мой взгляд, для успешного выявления ядра явления требуется следующее.
1) Не следует (как это обычно делают) полагать критику чужих мнений доказательством справедливости своей собственной теории или версии явления. Критиковать надо прежде всего себя, а в чужих мыслях искать что-то для себя полезное.
2) Надо не полагать свое мнение, пусть и прекрасно (для самого себя) обоснованное, единственно верным, а держать в поле зрения спектр мнений.
3) Особое внимание надо обращать на то, что не принято упоминать.
4) Принимать к рассмотрению надо все сведения, кроме тех, что опровергнуты надёжными данными прямо. То есть, следует научиться не выдавать сомнительное за ложное, а для этого следует отучиться смешивать свои религиозные и политико-патриотические пристрастия с фактическими доводами. Для начала нужно призвать себя смотреть на свои мысли со стороны.
Всё это трудно делать, и целиком выполнить данную программу вряд ли кому-либо удалось, зато сделанное (даже частично) упрощает работу: сама собой высвечивается совокупность фактов, общих для всех допустимых версий — ядро явления. Чтобы собрать из принятых к рассмотрению сведений ядро явления, надо выбрать все те сведения, которые друг с другом согласуются. Иные сведения, если таковых мало, составят периферию явления. Если же их много, если ядро оказалось сопоставимо с периферией (со свидетельствами, противоречащими надёжным фактам, но не опровергнутыми прямо) или даже меньше её, то следует признать, что явление не понято. Когда ядро выявлено, почти все доводы обретают объяснение, а с тем и своё место в картине явления (соответствуют ядру), а немногие оставшиеся оказываются лишними (периферией).
Бывает, однако, что ядро (масса не противоречащих друг другу сведений) не проявляет цельности, не образует само по себе связного рассказа о явлении. В таком случае требуется шестой приём, который у историков науки называется реконструкцией события. Историкам Арктики этот приём тоже чужд, а мы будем широко им пользоваться, особенно в Повести, где он составит основу изложения. (В Очерках 1 и 2 он тоже существен.) Реконструкция — творческий, то есть неформальный приём исследования, в котором для увязки деталей в целое привлекаются добавочные соображения — о возможных причинах и целях действий участников, а также об их качествах (о знаниях либо невежестве, смелости либо трусости, уме либо глупости, честности либо подлости и т. д.). Разумеется, эти соображения можно основывать только на надёжных фактах.
11
Как заметил писатель-полярник Зиновий Каневский, в ходе понимания исторического явления отдельные доводы «„за“ и „против“ порой причудливо меняются местами» [Каневский, 1988, с. 78], то есть поначалу роль отдельных фактов непонятна, и учёный вынужден её выдумывать. Сходная мысль в терминах науковедения звучит так: пока у факта нет объяснения, он не имеет для большинства ученых не только смысла, но и места ([Ч-11, с. 83 и примеч. 18], а подробнее: [Мейен и др., 1977, с. 121]).